Отправляясь в аэропорт, надо быть готовым к тому, что электричка или метро – одно из двух – не работает. Это в порядке вещей.
Каких только профсоюзных демонстраций не бывает в Париже! По бульвару Сен-Жермен проходит инициативная группа профсоюза секретарей с плакатами «Работники канцелярий негодуют!». За ними следуют представители телефонных служб доверия. К ним уже присоединились наладчики игровых автоматов и директора школ кулинарного мастерства. Дегустаторы вин в знак решительного протеста отказались выходить на демонстрацию, объявив голодовку с разрешением употреблять алкоголь. Колонна сыроделов движется в Париж из Нижней Нормандии, чтобы присоединиться к митингующим. И это еще не все! Зоотехники Франции выступили с заявлением, что они готовы поддержать требования своих коллег.
Все-таки Париж – город четырех проигранных революций. Все они приводили лишь к временным победам, но этот опыт убедил людей в том, что надо всегда отстаивать свои права. Никаких интеллектуальных изысков в этой профессиональной солидарности нет. Есть суровая правда жизни, которую до сих пор не способен осознать наш народ-терпила. Он дремлет, тупит, а как его растормошат – давай за вилы хвататься. Мне, конечно, очень нравится, что во Франции есть форма борьбы за то, чтобы тебя и твоих коллег не заставляли делать то, что вы не считаете целесообразным. Эта форма приемлема для всех сторон конфликта. Добиваются ли своего бастующие или проигрывают – в любом случае это борьба за собственное достоинство.
Вернемся к спектаклю в «Комеди Франсез».
Конечно же, в этот предзабастовочный вечер давали «Мнимого больного». Я ни минуты не думал – и купил два билета, чтобы срочно приобщиться к прекрасному, раз оно само идет прямо в руки. Вечер действительно удался. В театре, пахнувшем сосновой смолой и немного банькой, был компактный зал. Прямо от сцены резко поднимались чуть не под потолок ряды сидений. На сцене декораций было ровно столько, чтобы их можно было заметить невооруженным глазом. Актеры, как всегда в «Комеди Франсез», играли хорошо и даже довольно быстро вошли во вкус. Уж не из-за предстоящей ли недели выходных? Было смешно. Мольер ведь и мертвеца рассмешит, если не умничать без повода.
| 26, 27 | Колонны Д. Бюрена в Пале-Рояле. 1986
С переездом театра на временную сцену изменился дизайн двора, в котором Даниэль Бюрен когда-то расставил свои полосатые столбики на радость любителям всего нового и к неудовольствию тех, кто не одобряет перемен. Бюрен – остроумный художник, который уже несколько десятилетий делает искусство тавтологии, работая только с полосками. Он писал холсты, разлинованные полосами, закрашивал чересполосицей стены, ограды, стенды, дороги, трамвайные остановки и очень преуспел в своей игре добывать искусство из того, что меньше всего похоже на искусство. Наряду с Кристианом Болтански и Филиппом Паррено он один из самых известных современных французских художников. Когда дело дошло до конкурса на реконструкцию двора Пале-Рояль, предпочтение было отдано его проекту. Двор проходной, почти как в Петербурге. Его проходят наискосок из угла в угол /ил. 26/. Через него срезают путь от Риволи в сторону Биржи и Севастопольского бульвара (и, соответственно, обратно). Бюрен накренил площадку в противоположную сторону, к зданию «Комеди Франсез». Угол едва заметен, но, если присмотреться, он есть /ил. 27/. По квадрату двора Бюрен расставил несколько рядов колонн разной высоты. Все до единой, естественно, полосатые. Один ряд убывает слева направо перпендикулярно движению пешехода, другой нарастает в обратном направлении, к Риволи. Эти две усеченные колоннады обозначают ориентиры, которые краем глаза видит любой, проходящий через двор. Они раскачивают плоскость площадки, кренящейся к театру. Другие ряды колонн убывают в разные стороны и уходят под решетку, скрывающую подземные коммуникации. Все эти маркшейдерские провокации немного сбивают вас с толку. Но если вы не присмотритесь внимательно, как устроен двор, вы можете даже не заметить всей этой игры, день ото дня проходя двор наискосок. На время реставрации старого театра площадку двора подсветили в пандан к красному неону на дощатом фасаде. В покрытие были встроены флуоресцентные элементы, которые светились зеленым, если идти от Риволи, и красным – если в обратном направлении. Пале-Рояль стал еще веселее, а игра Бюрена еще забавнее.
* * *
Париж – мученик моды. С давних пор иметь все самое-самое было заветной мечтой этого города. Можно делать вид, что ты игнорируешь имперскую столичность, но ведь деться от нее некуда. Фасад Лувра, ансамбль Габриэля на площади Согласия, церковь Invalides, да тот же Notre Dame, пусть и отпескоструенный до белизны зубного порошка, – нет-нет да и хочется пойти еще раз на них посмотреть. Есть, конечно, модные имперские исполины, которые производят гнетущее впечатление. Grand Palais и Petit Palais (такой же маленький, как Le Petit Robert, который занимает полполки) – это неуклюжие амбары, придавленные массивными колпаками. Иосиф Бродский писал, что стамбульские мечети похожи на распластанных жаб. Две махины, выросшие посреди Шанзелизе, похожи на двух питомцев скотофермы, откормленных до потери видовых признаков. Примиряет с этими видными из соседних районов монстрами то, что в них прошло немало хороших выставок. В конечном счете и они сослужили службу городу мод и арт-рекордов.
| 28, 29 | Похититель медвежат. Скульптор Э. Фремье. 1870-е
Париж кишит скульптурными аллегориями конца девятнадцатого – начала двадцатого века, некоторые из них смешнее всех Гранвилей, Эффелей и Кукрыниксов вместе взятых. Медведица стиснула в смертельных объятьях охотника, убившего ее малыша, но охотник успел ее заколоть клинком /ил. 28, 29/. Финал голливудской драмы. Гигантская горилла несет под мышкой похищенную красавицу /ил. 30/. Образ, рисующий в воображении жуткие картины. Голый бородатый старик философски уставился на яйцо, зажатое в кулаке. Досократик какой-то /ил. 31/. Париж – город сплошного позитива. А сколько здесь теток с обнаженной грудью, флагом и петухом, особенно на площадях перед зданиями районных администраций?! Эти прекрасные человеческие образы были установлены в честь победы в Первой мировой, которая важна для Франции как реванш за поражение в 1871-м. Это война, на которой в каждой французской семье кто-то погиб. И это последняя выигранная французской армией война.
| 30 | Горилла, похищающая женщину. Скульптор Э. Фремье. 1887
| 31 | Полуголый старик, рассматривающий яйцо. Неизвестный скульптор. 1880-е
