Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
— Ох, какие… Ворованные! И сразу же с порога их Димке совать начал. Золотишко какое-то там было, телефоны, и говорит, говорит, быстро так, почти слов не разобрать, а только ясно, что быстрее надо товар сбыть, мол, горячий он. Дима на нас озирается, видно, что неловко ему. Оттеснил Игнатия в свою комнату. А мы со Светкой, не будь дуры, шмыг к дверям и подслушали, о чем у них разговор шел.
— Зачем?
— По правде сказать, это Светка первая придумала. Очень уж ей братца охота было на чистую воду вывести. Не верила она, что он честную жизнь начал и с криминалом полностью завязал. Горбатого, мол, только могила исправит. Злилась, что родня ему на магазин скинулась, а ей, когда она просила на новую шубу, денег зажали. Вот она и стремилась брата разоблачить, а родственникам доложить, что она права оказалась, а не они. И ведь то правда, что права именно Светка оказалась. У Димы с Игнатием темные делишки нарисовались. То золото, телефоны и еще какие-то вещи, которые Игнатий припер, они чужие были. Игнатий их у настоящих хозяев то ли украл, то ли ограбил тех людей. Он то так говорил, то эдак. Может, что-то украл, что-то силой отнял. Но нам со Светкой стало ясно, что хозяева не по доброй воле со своим золотишком расстались. И что теперь по следу грабителя полиция идет. Димка, ясное дело, от таких новостей в крик. Зачем, мол, ко мне явился? Да еще домой? Подставить меня хочешь? Вали отсюда. А Игнатий его пугать начал. Мол, если меня с товаром возьмут, я тебя в первую очередь сдам. Лучше бери, к тебе могут еще и не прийти. А если и придут, ты им дверь не открывай, имеешь право.
— И что? Взял Димка то золото?
— Взял. Что у них после этого со Светкой было, я не знаю. Сдается, крупный скандал вышел. Светка-то воровства на дух не переносит. Она и брата согласилась к себе в квартиру пустить только потому, что его словам о перевоспитании и новой жизни поверила. А тут такое. Оказывается, под предлогом комиссионного магазина Димуля скупку краденого товара у себя устроил. Ему воры и грабители со всего города свой товар везли.
— И куда Дима потом эти вещи девал?
— Продавал!
— Без документов? Без чеков? Без накладных?
— Уж как он потом этот товар реализовывал, это отдельная история. Может, он для отвода глаз и еще чем-то легальным торговал. Но я поняла, что основной товар для своей лавочки Дима брал от всякого криминального элемента. И Игнатий был из их числа.
После откровений Веры долго царила тишина.
— А ты уверена, что не ошиблась?
— В чем?
— Ну что там к этому Диме именно наш Игнатий приходил?
— Говорю же вам, он самый и был! Рожа у него характерная. Я его запомнила. Тем более что он и тогда тоже с бородой вначале был.
— Как это?
— Накладная у него была борода. Пришел к Диме с бородой, ушел гладковыбритый. Пришел в синей куртке, ушел в черной.
— А-а-а! Маскировался!
— Вот так племянничек у нашего отца Анатолия! — воскликнула Наташа. — Интересно, батюшка знает про художества родственника?
— Вряд ли, — покачала головой Вера. — Хоть отец Анатолий и близко к святому стоит, но и у него своя осторожность имеется. Разве это можно, чтобы вора и грабителя у себя в общине привечать?
— А может, Игнатий с тех пор переменился? Раскаялся?
— Все может быть. Только лично мне в это не очень верится.
Да и всем подругам не верилось. То, как вел себя Игнатий, поведение раскаявшегося грешника ничем не напоминало.
Сам Игнатий появился в деревне уже ближе к обеду, когда вся самая тяжелая работа была переделана. Не замечая взглядов, которые исподтишка кидали на него подруги, он гоголем прошелся по деревне, пересчитал дрова в поленницах и заявил, что сделано мало.
— Ты где пропадал? — напустилась на него мать. — Люди работают, а ты!
Но Игнатий и не думал смущаться. Не такой это был человек, чтобы женский крик мог его смутить. Наоборот, вид у него был самодовольный и немножко наглый, словно у кота, нажравшегося от пуза хозяйских сливок, отлично сознающего свою провинность, но и не думающего каяться. Игра стоила свеч, вот что было написано на физиономии Игнатия.
— Утихните, маменька, — грубовато сказал он. — По делам ездил. Дяденька посылал.
Дяденькой этот тип величал отца Анатолия, хотя самого отца Анатолия всякий раз от такого обращения передергивало. И вообще, у подруг сложилось ощущение, что отец Анатолий и сам то ли недолюбливает, то ли и вовсе побаивается этих своих родственников. Иной раз он так на них поглядывал, особенно на Игнатия, что всякому становилось ясно: батюшка с удовольствием прогнал бы «родственничков» взашей. Но смотреть смотрел, а делать ничего не делал. И всем было так же ясно, что самостоятельно отец Анатолий избавиться от них не может.
Она заметила, что и деревенские старушки тоже Игнатия побаиваются.
— Снова этот шалапут явился! — шептали они друг дружке. — Неужто кому-то из нас помирать время пришло? Ох, жалко-то как! Считай, вот оно счастье, только руку протянуть, а не доживем мы, Матрена, похоже.
— Бог даст, доживем.
— Ну, поди, одна и впрямь доживет.
Прибиравшаяся в избе Катя воспользовалась отсутствием матушки Галины и без ее строгого призора присела к старушкам за стол.
— О чем это вы говорите, бабушки?
Старушки оживились. Новый собеседник — это всегда хорошо, особенно в таком захолустье. Они проворно налили Катюше чаю в большую фарфоровую чашку. Чай был жидкий, а вот чашка красивая. Она была расписана сочными доярками и улыбающимися трактористами. Те и другие стояли рядом и держали в руках транспарант с надписью «Да здравствует десятая годовщина Великого Октября!». И от всей этой незамысловатой сценки веяло таким энтузиазмом самых первых лет революции, что Катю даже в пот бросило. Хотя это могло быть и от горячего чаю.
— Красивая у вас посуда.
— Старье! Хлам! Что там о нем и говорить!
Катя мельком глянула в старенький сервант. Помимо остальных предметов от сервиза в честь десятой годовщины Октября там вперемежку с засохшими букетиками полевых цветов, пыльных веточек вербы и бумажными картинками стоял и еще кое-какой фарфор. И какой фарфор!
Целая полка была отведена под фигурки. У Кати даже дыхание перехватило, когда она увидела все это фарфоровое богатство и разнообразие, какого и в иных музеях теперь не найдешь. Тут же была и фигурка нанайского мальчика в традиционной зимней шубке. И прыгающая на скакалке девочка в платье и с косичками, прихваченными бантиками. И серьезные первоклашки с огромными коричневыми портфелями. И фарфоровая композиция влюбленной среднеазиатской парочки в халатах и тюбетейках: он с арбузом, она с ягненком на руках.
Тут же находилось еще множество фарфоровых фигурок — матросов, футболистов, гармонистов, плясуний — весь тот яркий фарфор, который выпускали в СССР и который так высоко ценится теперь коллекционерами.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
