Цвет у них гадкий, да и вкус оставляет желать лучшего. Мы садимся на солнышке и едим через силу, пыхтя и отплевываясь.
Тетушка Бурундучиха неумолима: не отпустит, пока не будет съеден последний клубень.
Умник с грустью смотрит на тот, что зажат у него в руке, и не может заставить себя откусить хоть кусочек.
Потом потихоньку отходит в сторону, ищет что-то под голым орешником. Я поглядываю на него: когда Умничек ведет себя так, значит, у него опять наитие.
В самом деле, мой ученый друг время от времени проявляет чудесную способность прозревать будущее. По его словам, эти образы, нечеткие, расплывчатые, возникают внезапно, словно бы ниоткуда. Когда с ним это случается, он начинает тереть глаза, а потом замирает неподвижно с разинутым ртом.
Я подхожу к нему.
– Мне надоело есть клубни, червей, муравьев и прочую гадость.
– Да… – сознается он.
– Детей. Рты и рожицы у них были перемазаны мягкой, вкусно пахнущей массой темно-коричневого цвета. Они были такие счастливые! Еда, наверное, была вкуснющая…
– Та масса пахла орехами… но, боюсь, их будет недостаточно. Жаль, но я чувствую, что мне не хватает какого-то ингредиента!
ПРАЗДНИК ЛУНЫ
– Хорошо, что он уже научился есть сам, а не только сосет маму, – радуется Неандерталочка, глядя, как Лизунчик примостился на руках у Березки. – Мы можем приносить ему мясо…
Волчонок виляет хвостом, покусывает руки девочки, приподнимается, чтобы лизнуть лицо.
– Он тебя уже принял как маму, – замечает Умник. Из расщелины наверху, в стене пещеры, пробивается луч света; чуть слышен шум маленького водопада вблизи деревни.
– Почти целая луна прошла, – говорит Березка, лаская щенка. Она гордится своим питомцем, как настоящая мама, у которой подрастает дитя. Волчонок отвечает на ласку, лижет ей руку.
– Вот это зубки! – отмечаю я.
– Волки не такие уж страшные, – шепчет Березка, прижимая к себе заснувшего щенка. – Если бы мы их прикармливали, они, наверное, не доставляли бы хлопот.
Ничего себе! Нам самим еды не хватает.
– Кости, к примеру, мы не едим. Такой вот щенок мог бы очищать стойбище. Внизу, под скалами, такая грязь.
– Ты грезишь наяву, Березка, – вмешивается Умник. – Твоя любовь к животным тебе доставит уйму неприятностей. Мясо, которое ты стащила сегодня утром, предназначалось для праздника Матери-Луны. То было жертвенное мясо…
– Не хочешь же ты, надеюсь, чтобы мой любимый щеночек умер с голоду. И потом, Мать-Луна мяса не ест, его уминают эти заразы, наши старейшины.
– Согласен, согласен. Ты, как всегда, права, – вздыхает Умник. – А теперь поторопимся: скоро испытания моего Спустиподними.
– Да, я совсем забыла. – Березка опускает Лизунчика на постельку из мха, устроенную в уголке. – Вот, радость моя: оставляю тебе на ночь весь этот кусок…
Я, как всегда, голодный, поэтому с завистью смотрю, как волчонок вонзает зубы в мясо.
Мы выходим из грота. Березка подкатывает большой камень, закрывает вход, потом начинает смеяться.
– Ты почему смеешься? – спрашивает Умник.
– Помнишь, как ты представлял свое изобретение старейшинам? «И речи быть не может! – громыхал Насупленный Лоб. – Эти нововведения погубят наше стойбище».
– А Беззубый Лось его поддержал, – добавляет Неандерталочка, передразнивая старика. – «Эфти удобштва наш шделают шлабаками».
– Ему хорошо говорить. Он самый старый из всех, и папа Большая Рука носит его на горбу.
– Хорошо еще, что женщины вмешались.
– Еще бы. Бедняжки, сколько хвороста приходится им таскать, чтобы протопить Большую пещеру, ясное дело, что твое изобретение их не могло не задеть за живое.
– А помнишь, как они отказались работать?
– Ну как же: «Или вы попробуете изобретение Умника, или сами таскайте хворост!» – визжала Дикая Выдра…
– И когда кончились запасы, в Большой пещере все околевали от холода…
– Охотники отказывались собирать хворост: такая работа для них унизительна…
– Старейшины не хотели этим заниматься, ссылаясь на дряхлость и болезни…
И в конце концов они уступили…
– Сегодня для тебя великий день, Умничек. Волнуешься? – спрашиваю я.
– Немного, – признается Умник. – Модель, конечно, работает без сбоев, но действительность – другое дело…
Мы проходим по гротам, расположенным поблизости от пещеры Без Дна. С потолка спускаются длинные колонны, сложенные из кристаллов, которые сверкают при свете факелов; из пола тоже поднимаются колонны, более приземистые, закругленные. Мы сворачиваем в галерею, перебираемся через ручей. От глины, смытой с поверхности гор, берега скользкие. На шкурки, привязанные у нас к ногам, налипает грязь; мы то и дело останавливаемся и счищаем ее.
Странное дело: на какой-то миг мне показалось, будто за черепом медведя, который обозначает начало зоны табу, сверкнули чьи-то глаза, следящие за нами. Сразу думаю об этой противной Вонючке. Поднимаюсь на цыпочки, заглядываю за череп: никого. Тем лучше.
Вскоре мы входим в Большую пещеру, где царит великое оживление.
Женщины готовят мясо для вечернего праздника, а мужчины доделывают Спустиподними.
Дяденька Бобер проверяет платформу, которую воздвигли перед самым входом в пещеру: крепкая ли она, прочно ли держится на скале; папа Большая Рука, оседлав ствол, который возвышается над платформой, разглядывает длинную веревку, скрученную из шкур, – хорошо ли она скользит; Разъяренный Бизон собирает камни на площадке у входа…
Все готово.
Не хватает одной маленькой детали. Папа Большая Рука спускается со ствола и кричит: – Кто хочет испробовать изобретение Умника, шаг вперед!
Все остаются на месте, только Жирный Бык делает шаг назад.
– Это не опасно, – объясняет Умник. – Нужно только спуститься вниз, встать на узел веревки и хорошенько за нес держаться. Мы опустим камень, привязанный к другому концу веревки, и – пуф! – в один миг вы взлетите сюда…
