— Дан, мы должны заварить снова эту дыру. У нас еще есть время.
Я взглянул на чернеющее отверстие, из которого все еще вырывался со свистом воздух.
— Это существо убило твою мать. Если ты действительно в это веришь, мы должны избавиться от него раз и навсегда.
— Ты веришь в успех? — прошептала она, ее глаза расширились.
— Не знаю. Я только хочу выяснить, что там внутри. Хочу узнать, что же это такое, что заставляет человека выворачиваться наизнанку.
Я вновь взмахнул молотком. Затем стал наносить удары по башне один за другим, расширяя отверстие.
Через двадцать минут дырка стала размером с большую сковородку.
Отец Антуан, все еще стоящий на снегу, спросил:
— Вы видите что— нибудь, друг мой?
Я осторожно заглянул в дырку:
— Пока ничего.
Взяв в руки лом, я залез на самую верхушку башни и подсунул один конец лома под крышку. Затем налег на лом всей своей массой. Крышка начала медленно подниматься, как у банки с томатами, когда ее вскрывают ножом. Наконец, когда шов окончательно разошелся, крышка откинулась без усилий. Я стоял, задыхающийся и вспотевший, но работа наконец— то была закончена. Я сказал Мадлен:
— Дай мне фонарь.
Когда она передавала фонарь, я заметил, что лицо ее было бледным. Я направил луч внутрь «шермана». Высветились командирское место, орудие, место стрелка. Я заскользил лучом в другую сторону и наконец увидел это. Черный мешок, пыльный и грязный, зашитый, как почтовая сумка. Он был размером с чемодан средней величины.
Мадлен коснулась моего плеча.
— Что это? — испуганно прошептала она. — Что ты видишь?
Я выпрямился.
— Не знаю. Какой— то черный мешок. Я думаю, нужно спуститься вниз и вытащить его.
Отец Антуан прокричал:
— Мсье! Не надо залезать в танк!
Я взглянул на мешок еще раз:
— Иначе не достать.
Я не хотел спускаться в этот проклятый танк и брать мешок, но понимал, если мы подцепим его ломом или какой нибудь палкой, то можем повредить его. Он выглядел довольно старым и прогнившим, может быть, ему было лет тридцать, может, даже больше ста. Один рывок — и то, что внутри, могло высыпаться наружу.
Пока Мадлен придерживала крышку. я осторожно взобрался на башню и спустил ноги вовнутрь. Хотя ноги у меня основательно замерзли, возникло странное ощущение, что кто— то внутри танка собирается схватить их. Я как можно бодрее сказал:
— Всю жизнь мечтал увидеть, как выглядит танк изнутри, и спрыгнул в холодное таинственное нутро…
Танки сами по себе вызывают чувство страха, когда они передвигаются и стреляют, даже если и не принадлежит демоническим силам. Но когда я оказался внутри, в холодном и мертвом пространстве, с одним— единственным фонарем, я почувствовал спазмы страха и отвращения и хотел только одного — поскорее выбраться отсюда.
Я глубоко вздохнул. Здесь все еще держался запах, но уже не такой сильный.
Я направил луч на мешок. Что— то или кто— то находился внутри него. Теперь, рассмотрев ближе, я увидел, что ткань еще старее, чем я мог себе вообразить. Возможно, это был кусок средневековой сутаны или савана.
Я вытянул руки и прикоснулся к ткани. Чувствовались какие— то твердые и царапающие предметы. Это выглядело как старый, разлагающийся мешок с костями.
Я кашлянул.
— Мадлен, я собираюсь передать это тебе, ты мне поможешь?
Она кивнула.
— Не сиди там долго. Отец Антуан, по— моему, очень замерз.
— Постараюсь.
Я укрепил фонарь так, чтобы он освещал то место, где я нахожусь, и опустился на колени рядом с мешком.
Ценой огромного нервного напряжения мне удалось сомкнуть руки вокруг черной мягкой ткани и подняться на ноги. То, что в мешке, — кости или нечто иное — перевалилось в другой конец с тихим неприятным звуком. Но ткань не порвалась, и я уже был в состоянии взять его в руки как следует и передать Мадлен. Она нагнулась и обхватила руками мешок.
— Порядок, тяни.
В один момент, в один ужасный момент, как только Мадлен взяла мешок и стала тянуть наверх, я мог поклясться, что ощутил движение, как будто внутри находилось живое существо. Там, наверное, сдвинулась кость или воображение сыграло со мной злую шутку, но я отдернул руки от мешка так быстро, словно он был раскаленным.
Мадлен задохнулась.
— Что там? Что случилось?
— Быстро брось этот мешок куда— нибудь в сторону! — завопил я. — Быстро!
Она в спешке вытащила его наружу, и несколько секунд в грубом отверстии на месте крышки ничего не было видно. Я услышал, как это шлепнулось на землю. Прихватив фонарь, я вылез на башню. Никогда еще созерцание снега и мрачных серых небес не доставляло мне больше радости и удовольствия.
Отец Антуан приблизился к танку со стороны, где лежал черный мешок. он держал перед собой Библию и распятие, и глаза его остановились на нашей странной находке. Они были подобны глазам человека, созерцающего истинное доказательство того, что жена ему изменяла.
— Наконец, черт побери, — сказал он.
Я осторожно потрогал мешок ногой.
— Это все, что там было. Кажется, в мешке полно костей.
Отец Антуан не отрывал от мешка глаз.
— Да, — ответил он. — Костей демона.
Мадлен медленно подошла ко мне.
— Я не знал, что у демонов есть кости, — задумчиво произнес я. — Думал, они существуют только в воображении.
— Нет, нет, — ответил священник, — было время, в средневековье, когда демоны и горгульи жили на земле в образе живых существ, тому есть много доказательств. Пол Лукас, средневековый путешественник, рассказывает, как он встретился с демоном Асмодеем в Египте. Говорят даже, что в двенадцатом веке демон Самуэль расхаживал по улицам Руана.
Мадлен напомнила:
— Но мы еще не знаем — кости ли там. Это может быть чем угодно.
Отец Антуан засунул Библию в карман.
— Конечно, конечно. Мы можем забрать мешок ко мне в дом. У меня есть кладовка, где мы запрем это. По— моему, для первого раза мы познакомились с ним неплохо.
Я взглянул на Мадлен, но она пожала плечами. Если священник хотел унести мешок к себе домой, я не видел особых причин запрещать ему это делать. Я просто надеялся, что эта штука не проснется и не будет мстить кому— нибудь из нас за то, что мы побеспокоили ее так бесцеремонно в этот холодный декабрьский вечер.
Я открыл багажник «Ситроена», вдвоем мы перенесли пыльный, грязный мешок через дорогу и осторожно уложили в машину. Затем я собрал инструменты. Отец, Антуан, сняв шляпу и отряхнув ее от снега, сказал:
