На его лице появилось странное выражение.
— Спасибо за комплимент, — смутился Квентин.
Керри тоже слегка покраснела.
— Просто мое личное отношение к кому-либо не мешает мне быть объективной и справедливой, и уж что есть, того не отнять. Вы действительно прекрасно умеете обходиться с детьми, даже если...
— ...У меня репутация заправского плейбоя. Это вы хотели сказать? - вставил он и, не дав ей возможности согласиться или опровергнуть свою реплику, продолжил: - Как раз именно на этом они и собираются сыграть.
— А мать Андреа? Как я догадываюсь, вы больше не живете вместе.
— Мы никогда не жили вместе.
— Но все же она тоже имеет право голоса, ведь дело касается судьбы ее дочери.
— Гленда умерла.
Во взгляде Каролайн промелькнуло нечто, похожее на сочувствие.
— О, извините! А что случилось? - И тут же смущенно покачала головой. - То есть вы можете не отвечать, конечно, если не хотите. Извините, я сую нос не в свое дело.
— Я только что сделал вам предложение, естественно, у вас есть право кое-что знать.
Это ограничение — кое-что — указывало, что ее любопытству должен быть положен предел.
— Гленда умерла вскоре после родов. Осложнения.
— Соболезную.
— Все уже в прошлом.
Не потому ли Квентин Клафф так отгораживается от пресловутого прошлого, что оно хранит слишком много болезненных воспоминаний? Может, он так сильно любил мать Андреа, что до сих пор не может смириться с ее потерей?
— Вообще-то, мне кажется, вам не о чем беспокоиться. — Керри иронично поджала губы. — Если, конечно, рассказы о вашем финансовом положении — не преувеличение.
Клафф на ее вопросительный взгляд, усмехнувшись, покачал головой.
— В таком случае вы можете позволить себе нанять первоклассного адвоката. И я уверена, выиграете дело.
— У меня есть такой адвокат, и он разделяет вашу уверенность. Но тем не менее судебный процесс — грязное дело и может вытащить на всеобщее обозрение такие вещи, которые предпочтительнее оставить в тени.
— Еще бы, представляю! Должно быть, ужасно читать в газетах нелицеприятные подробности собственной жизни.
— Честно говоря, мне все равно, что пишут обо мне в газетах, вовсе не за себя я в данном случае переживаю, — заявил Квентин, глядя на нее так, словно она противный камешек, попавший в его ботинок. — Я хочу уберечь от всего этого дочь и даже на пушечный выстрел не подпускать к ней журналистов.
— Вы правы, это ужасно, когда невинные члены семьи страдают из-за выходок одного человека. Возможно, вам надо было раньше думать о вашем ребенке, когда вы...
— Выходок? — Скептический тон его голоса прервал ее праведное негодование. — Ах, да! Грехи родителей падут на головы их детей... Так ведь?
Сколько бы людей не предпочитало пресмыкаться перед Квентином Клаффом, это их дело. Сама же Каролайн не отступится от своих слов:
— А что, разве не так? Мне кажется, кому-кому, но не вам жаловаться на назойливых журналистов, ведь вы сами искали славы.
Глаза Клаффа сузились.
— Возможно, вы правы. Но только представьте, — предложил он вкрадчивым голосом, — я с утра решил прогуляться по парку, присел на скамейку поболтать с приятной женщиной и ее двумя детьми. На следующий день просыпаюсь утром и узнаю из газет, что у меня два внебрачных сына, а вас и ваших друзей назойливые журналисты осаждают у дверей дома, пытаясь выведать подробности вашей интрижки с пресловутым Канадским Казановой.
— Вы преувеличиваете, — возмутилась Керри. - Я сама работаю в «Нью-Вумен Стайл». Насколько мне известно, журналисты никогда не дают непроверенную информацию, а если что-то пикантное и просачивается, то это, как правило, сами знаменитости пускают слухи, чтобы подогреть интерес к своей персоне.
— Вы действительно так наивны и даже не видите, что творится у вас под носом?!
— Я не наивная, — воспротивилась Керри.
— Не кипятитесь, это комплимент. Такая вера в порядочность других людей — действительно редкое качество.
Каролайн все еще пыталась представить то, о чем он с такой горечью только что говорил. Как, должно быть, ужасно, когда даже из того, что ты съел сегодня на завтрак, и то раздуют сенсацию.
Она покачала головой.
— Как вы умудряетесь так жить? На вашем месте мне бы захотелось спрятаться за высокой стеной, охраняемой ротой охранников.
— Некоторые знаменитости так и делают, — согласился он.
— Но не вы?
— Ну почему же, я тоже забочусь о неприкосновенности своей личной жизни, — пожал он плечами. — Однако нелестное мнение незнакомых людей о моей персоне не является причиной моей бессонницы. Я живу по принципу: жизнь и так слишком коротка.
— Завидую вам.
Квин взглянул на нее, ожидая увидеть сарказм на ее лице, но нашел там только выражение задумчивой тоски.
— А вам разве не безразлично то, что думают о вас окружающие?
— Это никому не безразлично... - начала Керри, но тут же с усмешкой поправила себя: — Кроме вас, пожалуй.
— Вас действительно волнует, что скажут люди, когда вы выйдете за меня замуж?
Нет, вы только посмотрите, какая наглая самоуверенность!
— Вы хотели сказать «если»?
Он обнажил крупные белые зубы, и его улыбка вышла похожей на волчий оскал.
— Нет, я сказал то, что и собирался сказать. Просто поразительно непоколебимая вера в себя!
— И вы всегда получаете то, что хотите?
— Просто я позитивно смотрю в будущее. Мысли материальны, так что если бояться чего-то, страх реализуется. Но, с другой стороны, если очень сильно чего-то хочешь, вся вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось! — Он задорно улыбнулся.
Хоть плачь, хоть смейся! Этот человек какой-то уникум!
— У меня был такой же точно настрой до тех пор, пока я не встретила вас. Что я могу вам ответить? Люди, которые меня знают, в курсе, что я отрицательно отношусь к браку. Если бы я была мужчиной, то непременно заработала бы репутацию вечного холостяка. И вдруг...
— Все, что от вас потребуется, так это убедить их, что вы влюбились без памяти, поэтому ваши взгляды изменились.
— Это смешно.
— Возможно, — согласился Квентин, - но сами увидите, как люди доверчиво и сентиментально принимают любовь в качестве безотказно действующего оправдания ненормальному поведению, которое в любом другом случае вызвало бы подозрение на умственные отклонения.
— Подождите, подождите, я что-то упустила? Разве я уже дала согласие, и сама не заметила этого? — покосилась она на бронзовое точеное лицо. — Но почему я? Почему вы решили жениться именно на мне?
