Настя так пристально оглядела Романца с ног до головы, что он даже поежился и застегнул верхнюю пуговицу светлой рубашки, сразу сделавшись похожим на примерного ученика элитной школы.
– Врешь, Олег! Нет у тебя любви к Ивиной! – крикнула она.
– С чего ты взяла?! – удивился он.
– С того! Если бы была, ты вытолкал бы меня из своего «Силуэта» прямо в голом виде!
– Что ты понимаешь в мужчинах? – усмехнулся Олег.
– Я понимаю в любви! – ответила Настя и захлопнула за собой дверь, чуть не прищемив Романцу пальцы…
Кое-как закрыв горячую воду, Настя вылезла из ванной, завернулась в махровый халат и пошла на кухню. Хотелось горячего чаю. Она щелкнула кнопкой включения темно-зеленого прозрачного электрочайника с подсветкой и в его призрачном мерцании опять глубоко задумалась. Сегодня она блистала на презентации Романца в том самом жемчужном платье. Получила кучу комплиментов, но сам Олег упорно делал вид, что между ними ничего не было. Его Птичка-Ткачик так еще и не вернулась в Питер, и Настя надеялась, что именно с ней Романец разделит радость своей очередной победы. Им ведь действительно всегда было хорошо вдвоем. Романец уехал с банкета один. Насте показалось, что демонстративно. Наверняка его уже ждет в квартире на Васильевском сексапильная утешительница. Она, Настя, очень даже разбирается в мужчинах! Бедная-бедная Птичка-Ткачик!
* * *
– Ты видела вчерашнюю московскую программу «Дефиле»? – выкрикнула Мила, как только ввалилась в «Иву» с множеством сумок и пакетов.
– Нет, а что? – встревоженно спросила Геля и, оторвавшись от счетов, выскочила из-за компьютерного стола навстречу подруге и начальнице.
– Я подам в суд на Тесакову!! – провозгласила Мила.
– Даже так?!
– Вот именно! Она выступила с моими тканями вовсе не в Комсомольске-на-Амуре, а в Москве! Подлюга!
– В Москве?
– Ага! В Мо-скве! То есть в столице нашей необъятной Родины!!!
– Тесакова? – недоверчиво спросила Геля.
– Ну… не Тесакова… Какая-то Параскевич… Олеся… или Оксана… Но ясно же, откуда растут ноги ее коллекции…
– Да что за коллекция, Милка! Расскажи ты толком!
– Сейчас… – буркнула Мила, бросила пакеты и сумки у стены, плюхнулась в кресло и спросила: – Кофе есть?
– Могу сварить. Ты никак с поезда?
– С поезда. Точно. Ты, Гелька, вари… сладкий… а я тебе буду рассказывать.
– Давай! Только без нервов!
– Хорошо! Слушай! Смотрю я, значит, телевизор у своей сестры Маргариты. А там «Дефиле». И эта ведущая… ну… такая остроносая… вся в кудрях…
– Преображенская, что ли?
– Она! Так вот эта Преображенская и говорит, что сейчас на суд телезрителей впервые будет представлена коллекция вечерних платьев Олеси… или Оксаны… в общем, Параскевич, изготовленных из уникальной авторской ткани «Фрезия»… Представляешь, «Фрезия»!! Извращение какое!!
– Ну и?!
– Ну а эта «Фрезия» – никакая не «Фрезия», а самая настоящая «Ива»! Я же не могу не узнать свою ткань!!
– Ты же говорила, что никто не знает всей технологии до конца, – сказала Геля, подкатив к подруге сервировочный столик с чашками и вазочкой с печеньем.
Мила с удовольствием отпила кофе и ответила:
– Не знает, а потому эти платья из «Фрезии» могут рассыпаться уже завтра на ниточки… только никто этого пока не подозревает…
– Ну… тогда тебе незачем и волноваться. «Фрезия» погибнет, а «Ива» останется.
Мила поставила на столик чашку и почти заорала:
– Неужели ты, Гелька, не понимаешь, что все происходящее – более чем странно!
– Что именно?
– А то, что эта «Фрезия» моментально пробилась аж на Центральное телевидение, в то время как о моей «Иве» мало кто знает. И это несмотря на несколько престижных наград! Впрочем… – Мила, задумавшись, замолчала, и Геля вынуждена была спросить:
– Что «впрочем»-то?
– Я подумала… что подлецам и негодяям почему-то всегда везет… Как там у классика: «Бездарности пробьются сами»…
– Ты и впрямь собралась подавать на Тесакову в суд? – спросила Геля.
– Не знаю… нет… это я так, от огорчения… Где у меня доказательства? А если всерьез заниматься экспертизой технологии, то придется открывать все секреты. Не хочу. Я на них пока держусь. Думаю, настоящую «Иву» повторить никто не сможет. Там есть одна хитрость… Впрочем, Гелька!! Я привезла тебе такое платье!! Вон в том полосатом пакете, посмотри! Моя сестрица сама шьет! Я у нее выпросила специально для тебя!
Геля выпорхнула из-за столика и вытащила из пакета яркое ультрамариновое платье и тут же принялась стаскивать с себя джинсы.
– Слу-у-ушай, Ми-и-илка… Это ж… шедевр… – пробормотала она, с восхищением разглядывая себя в зеркале. – Это ж… прости, конечно, но… Романец отдыхает…
– Согласна! – рассмеялась Мила. – И вот такую красоту Маргарита продает в крохотном бутике, о котором мало кто знает.
– Ну а о совместном бизнесе вы договорились?
– Договорились. Маргарита даже сделала несколько эскизов! Я до такого никогда не додумалась бы… Вот погляди…
Мила вытащила из объемистой дорожной сумки пластиковую папку, вытащила из нее рисунки своей сестры и протянула Геле.
– Ничего себе… – протянула та. – Как интересно… Я думала: ну, рукав из «Ивы», ну – воротничок… А тут… пальто… Я правильно поняла, что это пальто?
– Конечно! Вспомни, первоначально моя ткань была более плотной, как бы буклированной! Это потом я ее облегчила для платьев и палантинов. А для пальто можно вернуться к старой технологии, включив кожу и замшу! У меня, Гелька, аж руки чешутся начать это делать!!
– Да-а-а… – растерянно протянула Геля. – Нестандартно мыслит твоя Маргарита… Но ведь это и в самом деле серьезная конкуренция… Олегу… Не находишь?
– Нахожу, – спокойно ответила Мила.
– Ну а как же… любовь?
– А про любовь… выясню через несколько часов.
– То есть?
– То есть, Гелька, после встречи с Шерлоком Холмсом.
* * *
Перед поездкой в сыскное агентство Мила заехала домой, чтобы принять с дороги душ и переодеться. В кухне в темно-синей стеклянной вазе стоял огромный букет голландских роз, бордовых, длинноногих и… свежих. Все небольшое помещение пропиталось их тонким ароматом.
Мила потрогала упругие венчики ладонями. Как живые существа… Олег всегда дарил ей такие розы. Ритуал. Символ. Очень скоро она узнает, чего на самом деле стоят эти роскошные цветы и каким символом являются.
В ее сумочке залился мобильник. Эта мелодия означала, что с ней хотел поговорить Романец. Мила даже не стала доставать трубку из сумки. Она не отвечала на его звонки все то время, что была в Москве. Скажет, что забыла телефон дома, если, конечно, будет смысл что-либо говорить ему. Может быть, придется бросить Романцу в лицо все его шикарные розы. Сколько их тут? Четыре… восемь… пятнадцать… Вот все пятнадцать и бросить… Мила представила, как шипы впиваются Олегу в лицо, как на его щеках выступают капельки крови того же цвета, что и розы, и ей едва не сделалось дурно. Олег – ее единственная любовь. Если он окажется не тем, за кого себя выдает, что ей делать? Конечно, руки на себя накладывать не станет. Углубится в работу и никогда в жизни больше не поверит ни одному мужчине. Впрочем, не стоит мучить себя раньше времени. Сначала душ, потом «Шерлок Холмс», а потом уж…
