— Возможно ли?
— Суди сам! Сегодня утром все шло обычным чередом. Перед Революцией все равны: крестьяне, дворяне, святые отцы… И вот, когда настал черед этой девицы — а за ней уже не более двух-трех приговоренных, — в толпе послышался шум. Какой-то юноша с растрепанными волосами спрыгнул с лошади, которая тут же, на площади, свалилась замертво, и с криком: «Помилование! Помилование для моей сестры!» бросился сквозь толпу. Он подбежал к гражданину Гермеру и протянул ему распоряжение о помиловании, подписанное Кутоном.
— Ну и…
— А что ему оставалось делать? Да, кстати, тот парнишка, что привез приказ, сам из бывших!
— Как его имя?
— Шевалье де Треголан, так мне сказали.
— Я не знаю его.
— Когда он подошел к гильотине, он чуть в обморок не свалился. Но ему повезло: если бы лошадь споткнулась в дороге, для его сестрицы все закончилось бы по-другому. Девчонка находилась в полном бесчувствии, и палач уже отнес ее на эшафот.
— Так вот почему так заволновалась толпа!
— Ну да! Все закричали: «Нет! Нет!» Но Гермер не мог не выполнить распоряжения Кутона. Впрочем, не важно! Это дело Комитета.
— Ему повезло, этому Треголану, — заметил Кернан. — А что потом?
— Потом он забрал свою сестру, и мы продолжили.
— За твое здоровье, Севоля! — сказал Кернан.
— И за твое, приятель! — ответил трактирщик.
Они выпили.
— А теперь что ты собираешься делать? — спросил Севоля.
— Схожу посмотреть, спит ли еще мой брат, а потом прогуляюсь по городу.
— Будь как у себя дома, не стесняйся!
— Чего мне стесняться.
— Ты рассчитываешь пробыть здесь какое-то время?
— Хотелось повидать Карваля, чтобы пожать ему руку, — спокойно сказал бретонец.
— Но он может приехать в Кемпер со дня на день.
— Будь я в этом уверен, я подождал бы его.
— Черт побери! Не могу за него ручаться.
— Так или иначе мы непременно встретимся. Он останавливается у тебя?
— Нет, он живет вместе с Гермером в доме епископа.
— Отлично, я зайду его проведать.
С этими словами Кернан покинул трактирщика. Невероятное напряжение, в котором он находился все время, пока шел разговор, так измотало его, что теперь бретонец едва смог подняться по лестнице.
— Да, Карваль, я найду тебя! — повторял он глухим голосом.
Наконец Кернан возвратился к графу. Тот, казалось, примирился со случившимся, но страдания его были неописуемы. Убедившись, что никто не сможет их подслушать, Кернан тихо пересказал ему все, что узнал. Слушая, граф не мог удержаться от слез.
Затем бретонец перешел к планам на будущее.
— У меня больше нет ни жены, ни ребенка, — ответил граф, — мне остается только умереть, но я хочу погибнуть за правое дело.
— Да, — подхватил Кернан, — мы направимся в Анжу. Там действуют шуаны, и мы присоединимся к ним.
— Да, мы отправимся туда.
— Сегодня же.
— Нет, завтра. Сегодня вечером я должен исполнить свой последний долг.
— Какой же, мой господин?
— Сегодня ночью я пойду на кладбище — помолиться над общей могилой, где лежит тело моей девочки.
— Но… — начал было Кернан.
— Я так хочу, — тихо сказал граф.
— Мы помолимся вместе, — ответил Кернан.
Остаток дня прошел в слезах. Терзаемые своим горем, несчастные молчали, взявшись за руки. Но вдруг тишину их уединения прорезали песни и радостные крики, доносившиеся с улицы. Граф даже не шевельнулся — ничто не могло пробудить его. Кернан, поднявшись, подошел к окну. Ужасный крик едва не вырвался из его груди, но он быстро овладел собой, решив скрыть от графа то, что предстало в этот миг его взору.
Карваль — гнусный, кровавый убийца, опьяненный радостью победы, возвращался в Кемпер со своим отрядом. Впереди солдаты гнали толпу, состоящую из раненых, стариков, женщин, детей-несчастных вандейцев, которых ждал эшафот. Карваль ехал верхом. Со всех сторон раздавались поздравления и приветственные возгласы его сторонников. Решительно, этот человек становился важной фигурой.
Когда процессия удалилась, Кернан подошел к графу и сказал ему:
— Вы были правы, мой господин, нам следует задержаться.
Глава VII КЛАДБИЩЕ
Наступил вечер. Погода изменилась: повалил снег. В восемь часов граф поднялся и сказал:
— Пора!
Кернан молча отворил дверь и пошел впереди. Он надеялся избежать встречи с хозяином, но инстинкт трактирщика не подвел гражданина Севоля. Едва заслышав звук шагов, он выскользнул в залу, где чуть не столкнулся с бретонцем.
— Эге, да ты, никак, уезжаешь, гражданин?
— Да, моему брату полегчало!
— Неподходящая погода для путешествия! Что, нельзя подождать до утра?
— Нет! — Кернан, право, не знал, что ответить.
— Кстати, — сказал Севоля, — ты слышал, Карваль вернулся в Кемпер.
— Я знаю, — ответил бретонец, — мы как раз собираемся навестить его.
Произнося эту фразу, он обернулся к графу, который, к счастью, не расслышал произнесенное трактирщиком имя.
— А, так ты направляешься к нему?
— Точно! И, поверь мне, он будет весьма рад нашему визиту.
— Хе-хе! — понимающе подмигнул Севоля, громко захохотав. — Какой-нибудь донос на священников или эмигрантов?
— Возможно! — ответил Кернан и, взяв под руку своего спутника, направился к выходу.
— Удачи тебе, гражданин, — сказал трактирщик.
— До свидания, — ответил бретонец.
Наконец, друзья очутились за дверью.
Город казался пустым. Мертвая тишина царила на улицах, уже припорошенных снегом.
Братья осторожно пробирались вдоль домов. Граф шел за бретонцем, не замечая ночного холода. С тех пор как он поведал Кернану о своем желании помолиться на могиле дочери, он не произнес ни слова. Верный слуга понимал его состояние и тоже молчал.
Через двадцать минут они подошли к ограде кладбища. В этот час ворота уже закрыты, но это не беспокоило Кернана, который вовсе не собирался идти через главный вход, где дежурил ночной сторож. Бретонец направился вдоль ограждения, высматривая наиболее подходящее место, чтобы перелезть через стену. Граф следовал за ним по пятам, словно слепой или ребенок.
После долгих поисков Кернан обнаружил порядочную брешь: ограда в этом месте разваливалась буквально на глазах. Взобравшись на оставшуюся часть стены, едва удерживаемую смесью снега и грязи, он протянул руку господину, и они очутились на кладбище.
