— А теперь рассказывайте: что случилось? — настоятельно потребовала она.
Корнет изложил свою версию случившегося, упуская некоторые излишне откровенные подробности.
Терпеливо выслушав рассказ об амурных приключениях, Елизавета, а именно так звали молодую вдову, вынесла решение:
— Поручику надо затаиться. От покойного мужа моего осталась одежда. Так что с гардеробом проблемы не будет. Прислугу я не держу, бояться нечего. А соседям скажу, мол, брат приехал из Брянска. Вопрос в том: что вы станете дальше делать? Нельзя же скрываться всю жизнь! Да и потом, Наташу непременно выдадут за старика! Уж я-то знаю, сама была замужем пять лет. Мне семнадцать исполнилось, когда меня выдали, а мужу моему — почти под пятьдесят. Так вот… Не сладко жить со стариком…
Константин не ведал, что и сказать: да ситуация, в которую он попал — критическая, и как выпутываться из нее он не знал.
Неожиданно ему пришла мысль: отправить письмо дядюшке, по его сведениям, сейчас он должен пребывать в своем московском доме.
— С письмом необходимо послать верного человека, дабы скорее обернулся. Сейчас главное — все надо сделать быстро. Сколько времени до свадьбы? — спросил корнет.
— Точно не знаю…
— Думаю, пара недель у нас еще есть. Напишите своему всемогущему дядюшке все как есть! Авось поможет!
На следующий день, корнет Краснопольский направился в полк, ожидая встретить там полицию, в чем, собственно, и не ошибся. Допрашивали всех подряд, искали поручика.
Проанализировав события прошлой ночи, следователь пришел к выводу, что у Корнеева был сообщник, и теперь подозревал в этом почти весь полк, особенно тех, кто не ночевал в казармах нынче ночью, а таковых оказалось десять человек.
Побывав рано утром в Погремцовке, следователь восстановил картину происшедшего, опросил всех домочадцев, челядь, а также главное действующее лицо — Наталью Дмитриевну, демонстративно отказывавшуюся от завтрака.
А также прихватил с собой в участок Глашу, так как считал, что горничная может знать сообщника в лицо. Звягинцев решил устроить гусарам и Глаше очную ставку.
Но, увы, девушка никого не опознала, да и узнать-то не могла…
* * *
Последний подозреваемый, корнет Денис Краснопольский, ожидал своей участи. Следователь пригласил его в кабинет. Как и положено, спросили: имя, фамилия, возраст, род занятий и так далее…
Затем в кабинет позвали Глашу, она взглянула на корнета. И на вопрос следователя: знаком ли ей это человек? — сказала:
— А я почем знаю, все они гусары в одинаковых венгерках да с усами. Кажись, не видела…
Петр Петрович, утомленный дознанием, закипал:
— Голубушка, поточнее, пожалуйста!
— Можно и поточнее: в первый раз вижу.
— Вы уверены, Глафира Анисимовна? — уточнил следователь.
— Да, уверена.
Звягинцев вздохнул: опять ничего, да и поручик как в воду канул.
— Корнет, могу ли я попросить вас об одолжении? — обратился к Денису следователь.
— К вашим услугам, сударь.
— Не могли бы вы доставить сию девицу в Погремцовку, я очень занят делами и… Денис тотчас же понял: удача.
— Конечно, я провожу Глафиру Анисимовну… Я найму ей экипаж.
Корнет подхватил Глашу и направился к выходу. Через пять минут они сидели в экипаже.
— Ну-с, Глафира Анисимовна, как самочувствие Натальи Дмитриевны? — Корнет многозначительно подмигнул.
— Благодарствуйте, сударь, хорошо. А вам, собственно, что за дело до ее здоровья? — удивилась Глаша.
— Да хочу весточку ей передать.
Глаша растерялась, но, взяв себя в руки, все же поинтересовалась:
— От кого?
— От Константина Корнеева.
— Ох… — выдохнула Глаша. — Наталья Дмитриевна извелась вся, сегодня завтракать отказалась. Да еще этот следователь прикатил, да давай всех мучить расспросами.
— И что вы ему поведали? Вы ведь горничная молодой барыни?
— Да, горничная. Ничего не сказала, не видела я ничего. Ослушалась хозяина и ушла спать к прислуге.
8
Константин нервно грыз перо. Увы, но он был напрочь лишен литературных данных, и письма, которые скорее были похожи на записки, давались ему с трудом.
На листе бумаги виднелось:
«Дорогой дядюшка, Павел Юрьевич!
Пишет вам племянник Константин Корнеев. Мне стыдно за то, что не писал вам почти год, но тому были причины. Во-первых, я был переведен из Санкт-Петербурга в Калугу. Спросите: за что? Да, милый дядюшка, — за ДУЭЛЬ! Будь она неладна!
Видать, по злому року судьбы попал я в нынешний полк. Неприятности следовали одна за другой.
Во-вторых: я, видите ли, влюбился. Причем страстно и без памяти. Уверяю вас, девушка из достойной семьи. Но… Оказывается у нее был жених, некий старик, вроде как граф или князь, точно не помню… Она смерть как не хочет выходить за него. И вот тут-то все и началось…»
Далее Константин кратко описал все свои приключения и амурные переживания, умоляя дядюшку о помощи.
Почти три дня поручик ждал ответа, томимый ожиданием, и, наконец, оно пришло, так как на обратном адресе он указал дом Елизаветы.
«Милостивый государь! Имею честь сообщить вам, что письмо ваше переправлено его сиятельству в новое имение Астафьево-Хлынское, что в Калужской губернии, которое он приобрел этой весной.
Честь имею кланяться, Григорий Владимирович Петровский, управляющий».
* * *
Наташа сидела в своей комнате, Глашу к ней не допускали, как не оправдавшую доверие, приставив ключницу Пелагею, бабу тупую и противную. Всю еду, которую приносили в спальню, Наталья, превозмогая голод и соблазн, выбрасывала в окно. Так она сидела день, второй, третий… Причем пила только воду. Наконец Наташа почувствовала, что сильно ослабла, голова постоянно кружилась, а желудок издавал неприличные звуки.
На третий день голодовки Мария Ивановна решила держать совет с супругом.
Опухоль на подбитом глазу начала спадать, и он немного приоткрылся, и теперь Дмитрий Федорович созерцал свою жену, как и положено, двумя глазами.
— Дмитрий, я хочу с вами серьезно поговорить, — начала Мария Ивановна.
— Что опять случилось? — Дмитрий Федорович схватился за сердце.
— Ваша дочь не ест три дня!
— Ну и что. Значит, не голодна. Как говорится: голод — не тетка.
— Это вы к чему? — не поняла супруга. — Причем здесь, вообще, тетка? Я говорю, что ваша дочь ничего не ест по причине нежелания выходить замуж!
