Ривелл наблюдал за церемониями со скрытой иронией. Он видел, как утром в вестибюле доктор Роузвер принимает прибывающих гостей — механически трясет каждому руку с фальшивой застывшей улыбкой на лице. Потом Ривелл присутствовал на службе в церкви и выслушал убийственно скучную проповедь одного «старого оукингтонца», возраст и амбициозность которого позволили ему стать священником в колониях. Днем Ривелл сидел на задней скамье в ратуше, выслушивая унылые завывания, именуемые «школьным гимном». Почетным гостем был сэр Джилье Мандрейк, миллионер-судовладелец. Его супруга раздавала призы. Роузвер пристроился рядом с нею, чтобы суметь вовремя оказать ей посильную помощь, если она что-нибудь напутает. Массивная львиная голова с гривой серебристых волос высилась в зале над всем и вся. Нет, это незаурядный человек, подумалось Ривеллу, хотя сначала он так не считал. Ибо после нудной, запинающейся речи сэра Джильса ясные, выверенные слова директора лились как бальзам на душу. Роузвер говорил о прошлом школы проникновенно, о настоящем — мудро и о будущем — с надеждой. Лишь в одной осторожной фразе он упомянул о «событиях последнего года, которые вызывают у всех глубочайшее сожаление и о которых я скорблю больше, чем могу передать». И все. Он сказал еще несколько печальных слов о спортивных достижениях школы, поблагодарил педагогов за верность школе, упомянул имена самых успешных учеников. Одним словом, сделал блестящий доклад в такой непростой обстановке.
Показательные соревнования по плаванию заменил импровизированный концерт, который оказался на удивление неинтересным. Затем устроили пикник на лужайке, где Ривелл встретился и побеседовал с несколькими знакомыми «старыми однокашниками», приехавшими с семьями. Все они, конечно, были не в своей тарелке из-за гибели Маршалла, а тот факт, что тело лежит в запертом спортивном зале в ожидании завтрашнего следствия, вызывал у них ужас. «Как это трагично, что все случилось прямо перед Актовым днем» — таков был самый распространенный комментарий, но за этими словами Ривелл чувствовал, что про себя эти люди думают: «Вот ведь как повезло, поехал на скучный Актовый день, а стал участником великолепного триллера!» Так что собравшиеся тешили себя самыми зловещими слухами и дикими домыслами.
К семи часам вечера большинство гостей разъехались. Многие ученики, жившие недалеко, уехали с родителями на уик-энд. Прислуга подметала газон после пикника. Школа, притихшая и опустевшая, казалась заброшенной.
Ривелл, проникшись сочувствием к директору, выдержавшему такой трудный денек, решил не заводить с ним разговор о деле Маршалла. Но он не смог этого избежать, когда директор мягко спросил его, на каком поезде он собирается завтра уехать. Вопрос был задан так неожиданно, что Ривелл не сразу нашелся что ответить. Роузвер заметил его растерянность и добавил:
— Не подумайте, пожалуйста, что я желаю от вас отделаться. Конечно, помимо Актового дня вас могут интересовать и другие события. Завтра утром, например, продолжится следствие, но оно наверняка затянется до второй половины дня.
Ривелл выдержал паузу и сказал:
— Если вы не возражаете, я хотел бы остаться тут на несколько дней.
— Да? Прекрасно, я буду только рад. Если я правильно понял, ваши изыскания начинают приносить плоды?
Директор говорил без тени издевки или сарказма, даже подчеркнуто безразлично.
— О нет, я бы так не сказал, — пожал плечами Ривелл. — Просто мне кажется, что имеет смысл покопаться в деле еще немного, вот и все.
Роузвер дружелюбно закивал:
— Вы очень добросовестный человек, Ривелл, и наверняка заслуживаете более приятных занятий, чем поиски тайны там, где никакой тайны, судя по всему, нет… Я знаю, что школа полнится всякими слухами. Конечно, я не надеюсь, что даже завтрашнее расследование положит конец досужим домыслам. Сплетники будут чесать языки, пока им не надоест, и нам всем придется с этим мириться.
Ривелл молчал.
— Надеюсь, вы не забыли про наручные часы мальчика, найденные на вышке для прыжков? Это больше всего свидетельствует в пользу несчастного случая.
— Возможно, хотя я не понимаю, почему он не оставил часы внизу, рядом с домашними туфлями и халатом.
— Наверно, он попросту позабыл о часах и вспомнил лишь в последний момент. Часы у него со светящимся циферблатом, так что он мог заметить их в темноте, перед тем как прыгнуть. Кстати, хотите взглянуть на эти часы? Они входят в число предметов, которые завтра передадут на экспертизу.
— Нет-нет, не беспокойтесь. Не думаю, что мне это поможет.
Немного позже Ривелл возмущенно рассказывал Ламберну:
— Какой толк мне глядеть на часы? Их уже брал и Уилсон, и сам Роузвер, и бог знает кто еще! И к тому же я ведь не эксперт по отпечаткам пальцев, если бы даже убийца оставил свои следы на часах!
— Значит, у вас есть объяснение таким словам директора? — спросил Ламберн.
Ривелл мрачно кивнул:
— Да, но проверить его будет не проще, чем теорию Эйнштейна. Да я и не особенно надеюсь на следствие.
— Неужели? Впрочем, я тоже. Потому я намерен умолчать об одной важной улике. Если я и решусь рассказать, ее не сочтут уликой.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Если я скажу, что накануне ночью Эллингтона видели прогуливающимся по территории школы, меня спросят, какого же черта это связано с Маршаллом.
— Ого! А кто его видел?
— Я. Только я. Знаете ли, я очень плохо сплю ночью и часто выхожу подышать. Той ночью было ужасно жарко, я понял, что не сомкну глаз, и решил обойти вокруг наших зданий.
— И заметили Эллингтона?
— Больше того, я с ним беседовал. Он объяснил мне, что гуляет по той же причине — ему не спится от жары и хотелось проветриться. Мне он не очень симпатичен, но показалось невежливым не поболтать с ним. Разговаривали мы с ним около четверти часа. Прошлись по Кругу, а потом он проводил меня в школьный корпус, и я думаю, что он тоже отправился к себе.
— Но, дорогой мой, ведь это чертовски важно! Почему вы не рассказали раньше?
— Мне не хотелось, чтобы вы с самого начала были настроены против Эллингтона, чтобы не были во власти предубеждения, решая, был ли то несчастный случай или его имитация. Сейчас, когда вы определились, я готов рассказать вам побольше.
— С чего вы взяли, будто я решил, что была имитация несчастья?
— А потому что вас посетила блестящая мысль зайти в бассейн в темноте. Я как раз пошел погулять и увидел вас… Подумать только, как много интересного попадается мне на глаза во время прогулок! Я видел, как вы зашли внутрь, а потом через минутку вышли. Этого времени вполне достаточно умному человеку, чтобы понять, что же на самом деле случилось. Или что могло случиться.
— Совершенно верно! — охотно подтвердил Ривелл. — Я понял, что шаги звучат при пустом бассейне совсем иначе, нежели при наполненном.
— Вы могли еще заметить, что без воды в зале другой запах: вода там пахнет очень специфически. Нет, вариант с несчастным случаем отпадает. Если, конечно, вы не станете доказывать, что три чувства — слух, обоняние и зрение — у мальчика были безнадежно испорчены!
