Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
«Зачистили? Раскрыли и порезали, как это у них принято, отвезли и свалили куда-нибудь в ущелье, где его найдут уже какие-нибудь археологи построенного коммунизма лет через… ммм? Быть может… У этих блатных нюх – что у твоей овчарки, а Сулима, кажется, совсем страх потерял, как зенки заливать взялся. Впрочем, он свое отработал. Не нужен. К черту! Есть люди куда нужнее… Вот хотя бы… А почему нет?»
Ростислав Ростиславович принял непростое решение и потянулся к телефону.
Сняв трубку, он медленно покрутил диск. Дождался ответа телефонистки и попросил соединить с отелем «Ореада». Именно там остановился товарищ Лагин. Через минуту в трубке зазвучал недовольный, сонный бас:
– Семен Андреевич, – заговорил Розов, – вы не могли бы приехать ко мне на работу? Я извиняюсь, что беспокою вас в такой час, но вы так живо интересовались убийством Льда… Есть новые материалы.
Пауза.
– Может, лучше ты ко мне? – наконец отозвался Лагин.
– Я не повезу материалы дела в гостиницу. Вы сами понимаете.
– Хорошо, я приеду.
– Да что ты там пришлешь? – усмехнулся Лагин. – Через полчаса буду, говорю.
– Хорошо. Жду.
Следователь Розов положил трубку и поднял глаза на стену, где часовые стрелки подбегали к трем часам ночи и честь честью красовался большой портрет вождя. Иосиф Виссарионович смотрел на Ростислава с явным неодобрением. Розов мотнул головой и рывком обеих рук придвинул к себе и лампу, и пухлое дело. В который раз открыл на первой странице. В который раз глянули на него широко поставленные, чуть прищуренные светлые глаза человека, которого больше нет.
– Да уж, – пробормотал Розов. – Или – все-таки?..
Очень просто. Без дураков. Ответы, как это ни банально, следует искать в прошлом этого Льда.
9Человек, который принимал участие в последнем обеде Льда в заведении Лаши Гогоберидзе, но не был найден мертвым и сгоревшим в авто на серпантине – Борис Леонидович, – обедал и на сей раз. Он вообще любил поесть, хотя являлся отличной живой иллюстрацией к поговорке «не в коня корм». Глядя на этого жилистого, худого человека с рассеянными близорукими глазами, сложно было поверить, что за его плечами – белый и красный Крым 20-х, сенсационные раскопки в Средней Азии и здесь, в древней Таврии, годы лагерей по забойной 58-й статье, годы войны. Несмотря ни на что, он сохранил человеческое лицо и тонкую интеллигентскую натуру. Годы и бедствия даже не состарили этого человека. Сейчас ему можно было дать не намного больше, чем в году этак двадцать втором. Борису Леонидовичу в жизни приходилось кушать разное: и тщедушную арестантскую пайку, и тошнотворную выжимку из абрикосов, пересыпанную узбекским песком, хрустящим на зубах – и ароматное мясо по-грузински, щедро заливаемое молодым вином; многоцветные пловы древнего Самарканда, белогвардейскую солянку. Но больше всего любил Борис Леонидович ядреные русские щи, аристократически-бледную семгу и холодные котлетки с зеленью, аппетит к которым, и без того немалый, разжигает огненная водочка со льдом. Всю жизнь он мечтал быть кулинаром, а вместо этого стал лишь историком собственной жизни, в которой было куда меньше еды, чем об этом можно было мечтать.
Обедал он не один. Напротив него сидел человек с миндалевидными глазами. У человека было много прозвищ. За миндалевидный азиатский разрез глаз звали его Китайцем. На фронте в свое время его звали Сугроб. Иван Снежин был снайпером, и даже его фамилия имела прямое отношение к фронтовому прозвищу. А если приплюсовать сюда тот факт, что в зимнее время (несравненно более урожайное для снайпера Снежина) уложил он около 120 гитлеровцев, то прозвище получало дополнительную аргументацию. Получил бы Иван за свои армейские подвиги и трофеи – звание Героя Советского Союза, да вот только было одно обстоятельство: зацепил он еще до войны две судимости, одна краше другой, обе – за страшные преступления. Во-первых, клеил Иван обои у директора фабрики, оказавшегося врагом народа, и получил за это дело 8 лет лагерей. Ну а во-вторых, когда искупил он свою страшную вину перед трудовым народом и вышел, то на воле случайно наступил на ногу доброму сотруднику НКВД, после чего произошел небольшой конфликт. Энкавэдэшник получил расстройство кишечника и синяк под глазом, а Иван – 5 лет лагерей. На его счастье, началась война, и Снежину представилась возможность искупить вину кровью. Крови 120 «зимних» фашистов плюс 63 «летних» для списания прежних грехов наверняка было бы достаточно. Но тут Снежин на три дня попал в плен. На выходе – еще 25 лет, что, учитывая послевоенное состояние здоровья Ивана, равнялось смертной казни, лишь непомерно растянутой.
Ему удалось бежать благодаря помощи человека по прозвищу Лед. Меньше всего ожидал Снежин этой помощи, и больше всего хотел он рассчитаться за добро, сделанное ему тогда.
Случай представился четыре года спустя. Расчет за помощь вышел очень своеобразным…
– Не стесняйтесь, Иван, – сказал Борис Леонидович, – кушайте. Я, если честно, очень рад с вами познакомиться. У меня до сих пор перед глазами стоит роскошная сцена, когда вы работали там, на серпантине. Я очень мирный человек, но те люди, что там были…
– Особенно Лед, – тихо сказал Снежин.
Борис Леонидович помедлил.
– Ну, вы сами должны понимать специфику, – наконец сказал он. – Все-таки вы вполне отдаете себе отчет в том, что это сделано во благо. Помните, как у классика: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье»?
– Нет, не помню.
– Ну, это и неважно, – кашлянув, сказал Борис Леонидович.
– Я бы не стал так говорить.
– У вас приступ рефлексии?
– Не понимаю…
– Да будет вам, в самом деле. Вы убили почти две сотни немцев. Без малейшего угрызения совести.
– Это были враги.
– Ну, хорошо. Я понимаю, что вам сложно перестроиться. Мне самому непонятно, кто и с кем воюет в этой стране после того, как кончилась страшная война. Возьмите вот это, пожалуйста, очень вкусная штука. Выпейте.
– Я не пью.
– Давно ли?
– Да практически с июня 41-го, – ответил Снежин. – Наркомовские сто грамм не считаются… Да вы не расстраивайтесь, Борис Леонидович, компанию я поддержу. И насчет тех, кого я убил на серпантине, мне тоже не страшно. В конце концов, эти люди сами убили куда больше своих, чем я. По крайней мере, когда я зашел на эту тухлую малину, заваленную трупами, то почувствовал себя… э-э…
– Гуманистом.
– Ну, что-то вроде того.
– Вы, Иван, настраивайтесь на лучшее. У нас еще много дел. По крайней мере, ТОГО, кого мы хотели там увидеть, мы не увидели.
Иван Снежин по прозвищу Сугроб решительно взял рюмку водки и, загипнотизировав ее взглядом, вылил себе в рот. Именно вылил, не выпил – механически, бездумно, без настроения и блеска в глазах.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
