Так что у Севастьянова, наслаждающегося банными прелестями в особняке за протокой, перед Ефимом Шлайном имелся новый должок.
Во Франции, как и следовало ожидать, Севастьянова подбросило. Или он сам себя подбросил. Какая разница, даже если Ефим и подстраховал? Севастьянов заслуживал, он выпадал из усредненного образа российского финансиста.
Шлайн в силу своих занятий, что называется, на ощупь отслеживал «файлы» рисковых олигархов — выемки «хакеров» из их компьютерных секретов, включая финансовые выкладки, старые комсомольские характеристики, последние заключения психологов, медицинские карты, агентурные сведения, прослушивания телефонов и перехваты переговоров по связи, доносы друзей, родственников, жен, любовниц, детей, охранников и партнеров…
Картина расстраивала блеклостью. В сущности, ребята подвизались пастухами у старичья, доверившего им вместе с правом подписи пастьбу хиреющих коровенок — сырье и демпинговый стальной прокат. Во внешний мир молодые глаза выглядывали через старые амбразуры. Национальную идею свели к поиску арифметического среднего между тем, как отрастить бороду папе Римскому и побрить патриарха Московского. Новации в быту оборачивались неуемной роскошью эпигонства, которое всегда — дешевка.
Интеллектуальные потенциалы в «файлах» не прощупывались.
Мало кто из оказавшихся под шлайновской лупой соображал, что перевод денег в офшорные зоны, скажем, Галапагосских островов вкупе с самолетом, стоящим под парами в Шереметьево для вылета, к примеру, в княжество Лихтенбергское, не гарантируют жизни или финансового благополучия. Мир скукоживается. Глобализация ускоряется… После национального межкланового поедания впереди — новый период: международных разборок по законам, а не по понятиям, с нулевой защищенностью у всех, даже у самоуверенных американцев и благодушествующих папуасов.
Лев Севастьянов вел дела за границей. Неандертальскими показались бы ему московские трансакции и расчетные «инструменты» — тачки с набитыми налом багажниками, бампер в бампер ползающие по проездам времен Алексея Михайловича Тишайшего внутри Садового кольца. Кому же понадобился — и не в Москве даже, а здесь, в диких горах то ли Чечни, то ли Дагестана — такой Севастьянов?
Видно, магнитофона и видеокамеры маловато для кавказской охоты, которую он, Ефим Шлайн, затеял, отправившись по следу Севастьянова…
Лев явился на Кавказ не за покупкой дачи на Черноморском побережье. Ему посветило крупное дело. Европейского уровня и размаха. И предложение поступило ещё во Франции. Кто бы мог подумать, что от специального посланца из Чечни?
Только приступив к нынешней охоте, Ефим Шлайн вполне оценил значимость шифровки, поступившей к нему из Парижа в ноябре 2000 года. Агент доносил:
«Из Источника стало известно, что в Париж в октябре прибыл чеченский бизнесмен Бекбулак Хасанов. Он просит политического убежища и получил временный вид на жительство во Франции с быстротой, которая свидетельствует о благоволении к нему местных властей.
Хасанов заявил агентам ДСТ, французской контрразведки, что ФСБ и МВД России преследуют его с ноября 1999 года и что от него требовали выкупа за освобождение захваченных русскими заложников из международных представительств в Чечне, организацию поставок оружия в Москву криминальным структурам так, чтобы российские спецслужбы могли перехватить эти поставки, а также сведения о лидерах сепаратистов. Хасанов добирался в Париж в бронированном «Мерседесе» по маршруту Краснодар — Тамань — Крым — Киев Варшава — Берлин, как он утверждает, несколько недель.
В Москве чеченец возглавлял холдинг «Колкия» (дается с голоса, нуждается в уточнении), якобы являющийся филиалом засекреченной кредитно-финансовой монополии, головная контора которой находится в труднодоступных горах Малой Чечни.
Вчера, 24 ноября, в пятницу, около восемнадцати вечера в кафе «Фуке» на Елисейских полях я наблюдал контактную встречу «Вольдемара» с Хасановым в присутствии адвоката Ива Пиккеля. На следующий день, в субботу 25 ноября, «Вольдемар» провел ещё два с лишним часа в той же компании в конторе адвоката.
Надеюсь, об остальном Вольдемар информирует».
«Вольдемар», то есть Лев Севастьянов, не информировал. Ефим Шлайн решил, что у него состоялась рутинная встреча с адвокатом — скажем, о возможностях банковского обслуживания Хасанова при посредничестве севастьяновской структуры. И Севастьянов не отправил Ефиму донесение. А потому Ефим оставил шифровку без последствий.
Напрасно. Она оказалась толковым доносом.
Пайзулла Нагоев, конечно, прав. Московские «корифеи» кавказских дел не способны определить, кто здесь кто по говору или наречию, не отличают по очертанию лица и характеру чеченца от кабардинца, аварца от осетина, черкеса от лакца, лезгина от кумыка, даргинца от карачаевца. Тысячи и тысячи, возможно существенных, мелочей такого рода и составляют темный лес, тем более для далекого от этой экзотики Ефима Шлайна.
Нагоев — вежливый человек, правду-матку резать не станет. Высказался мягче, упаковав мысль в пословицу: «Кто садится на чужого коня, на середине брода свалится в воду». Де, мол, не я, народ привык так думать…
И все же, все же… Севастьянова не выкрали из Сочи, как полагает Нагоев.
Проводник — типичный чеченец: вежлив, сдержан в словах, осмотрителен и, возможно, коварен. Традиционен, что ли. И ход его мыслей — как у большинства соплеменников: крупная сделка — это крупный выкуп за крупного человека. Но Льва Севастьянова на самом-то деле заманили на Кавказ не для того, чтобы получить деньги за его голову. Да и не заманивали его вовсе. Севастьянова пригласили. Проворачивать крупное дело. Финансовое. Какое же еще?
Бекбулака в Москве прижали, конечно, до невозможности — то ли прокуроры, то ли ещё кто. Он испросил у вожаков разрешения уйти на Запад и получил не только его, но и задание вступить в деловые отношения с Севастьяновым.
Так что меченому атому следует предоставить полную свободу. Рано или поздно он обозначит миллионы, которым понадобился финансовый специалист европейского класса для выхода с гор в открытый океан легальных финансов. Как ему, Ефиму Шлайну, чтобы подняться в эти горы, понадобился Пайзулла Нагоев.
Севастьяновские пути-дорожки — компетенция Ефима Шлайна. До этого в Сингапуре, потом в Париже, а теперь и на Кавказе. Что бы ни говорил проводник.
Ефим назовет операцию «Щелкунчик». Щипчики для орехов. Севастьяновская одиссея — одна половинка зажима. Вторая — пятнадцать миллионов долларов, отправленные сюда же и где-то в пути, если все прошло как положено, крапленные электронной меткой. Наступит момент, и он, Ефим, сдавив щипцы, расколет здешнюю скорлупу… А носители капустных листков, отшелушенных от чеченского меченого кочана, станут обозначаться один за другим, засвечиваясь зацарапанным зеленым налом. Где бы ни оказались в мире… Работка и для Интерпола. Великий Шлайн! Ура! Слава!
Поздновато приходят, однако, стоящие мыслишки…
Теперь бы дотянуть до темноты и аккуратно убраться.
