— Да. Да. Да.
Кивины слезы падали на страницы забытой книги.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Тесс. — А теперь иди ко мне.
Они обнялись, извиняясь и повторяя, что любят друг друга, и я подумал: она классная мать. По временам Тесс бывала с детьми гораздо строже, чем я, но я знал, что она не может видеть, как они плачут.
Пока девочки обнимались, Рори посмотрел на меня и приподнял брови, как бы говоря: «Хорошо, что мы не стали вмешиваться и дали им самим разобраться».
— Англия никуда не денется, — говорила Тесс, укачивая Киву и вытирая ей слезы. — Когда мы приедем в гости, вы с Эмбер по–прежнему будете друзьями. Но наш дом теперь здесь, правда?
Она посмотрела на меня. Снаружи доносились звуки ночи: далекий рокот длиннохвостой лодки, пчелиное жужжание мотоциклов, шелест ветра в листве казуарин. Я осознал, что Тесс ждет ответа.
— Правда, — кивнул я.
Прорицатель ошибся: тьма была не в одном шаге.
Но она приближалась.
7Когда ветер бывал достаточно силен, чтобы шевелить верхушки деревьев, красная спутниковая тарелка на крыше соседского дома хлопала, как сломанная дверь. Мы с женой стояли у окна спальни и смотрели на нее сквозь натянутую на раму сетку от комаров.
— Ты не можешь как–нибудь ее закрепить? — спросила Тесс. — А то сами Ботены — люди пожилые.
Красная антенна продолжала раскачиваться взад–вперед.
— Ты же знаешь, что могу, — ответил я.
Я подумал об инструментах, которые нашел у задней стены сарая. Их было немного, но много мне и не понадобится.
— Это опасно не только для них самих, — добавила Тесс. — Это опасно для нас. Опасно для детей.
Сарай был по–прежнему забит бутылками с водой — я подозревал, что нам ее хватит на всю оставшуюся жизнь. Однако у задней стены, на маленьком, заляпанном краской верстаке я нашел то, что искал: дрель, ключ–трещотку, тюбик с силиконовым герметиком и несколько дюбелей разных размеров. Дрель покрывал ржавый налет, но когда я воткнул ее в розетку и включил, она заработала. Тесс наблюдала за мной с порога сарая. Подошли Кива и Рори с «Оксфордским детским атласом» в руках и встали рядом с матерью.
— Лестницы нет, — сказал я.
— За углом их дома есть стремянка, — сообщила Тесс. — Тебе ее хватит?
— Хватит.
Со стремянки я увидел, что вода повредила скобу, держащую ногу антенны. Но главное, кронштейн был затянут слишком туго, поэтому тарелка и билась о крышу во время сильного ветра. Я посмотрел вниз, на маленькую группу у подножия лестницы, к которой успели присоединиться господин и госпожа Ботен.
— Что за умелец устанавливал эту антенну? — спросил я. Улыбнулась только Тесс.
Даже с моими старыми поломанными инструментами работа оказалась несложной. Я разобрал всю конструкцию, просверлил четыре новых отверстия для кронштейна, надел на него скобу и закрепил ногу, на которой держалась тарелка. Затем попросил проверить, работает ли телевизор, и они всей толпой вошли в дом. Назад вернулись только взрослые. Я представил, как мои изголодавшиеся по телевидению дети жадно переключают каналы, а забытый атлас мертвым грузом лежит у них на коленях.
Тесс подняла оба больших пальца:
— Отлично!
Когда я спустился со стремянки, господин и госпожа Ботен тихо переговаривались между собой — наверное, совещались, не попытаться ли мне заплатить. Старый таец посмотрел на меня, я посмотрел на него, и он не стал предлагать мне деньги. Я был этому рад.
— Вы многое умеете, — сказал он.
— Я не всегда был шофером, — ответил я.
Несмотря на спутниковую тарелку на крыше, которая теперь стояла прямо и ровно, дом Ботенов выглядел именно так, как я представлял себе классическое тайское жилище: все в нем будто омыли мягким медовым светом. В нишах и на черных лакированных шкафчиках сидели статуэтки Будды. На стене висела фотография короля. Вокруг длинного деревянного стола были расставлены шесть стульев — настолько симметрично, словно они позировали на камеру. Все безупречно, изящно и очень чисто.
Дом Ботенов был устроен точно так же, как наш, но чувствовалось, что в нем ведут совершенно другой образ жизни. У нас вечно царил беспорядок, неизбежный, когда в семье растут дети: повсюду валялись книги, забытая одежда, разбросанные игрушки, которых, впрочем, мы привезли с собой немного. Кива и Рори постоянно кусочничали, жили от перекуса до перекуса и думали только о том, чего им хочется пожевать и что им разрешат. Сомневаюсь, чтобы в доме Ботенов кто–нибудь кусочничал или перекусывал в неурочное время.
Однако выяснилось, что господин и госпожа Ботен тоже родители.
Рядом с чем–то похожим на маленький алтарь, украшенный статуэтками Будды, зажженными свечами и единственной чайной чашкой, висела фотография в серебряной рамке. На ней был заснят крупный, состоятельного вида мужчина в очках. Рядом на стуле сидела его миниатюрная, очень хорошенькая жена, а между ними вытянулся в струнку серьезный мальчик.
— Наш сын, — пояснил господин Ботен с нескрываемой гордостью. — Юрист в Бангкоке.
— Какая славная семья! — улыбнулась Тесс. — Они часто вас навещают?
Господин Ботен задумчиво нахмурился и медленно покрутил головой, словно затруднялся дать точный ответ. Было слышно, как в соседней комнате Рори и Кива смеются и переключают каналы.
— Не очень часто, — сказала госпожа Ботен, опуская на стол поднос с чаем.
Мы все посмотрели на фотографию в серебряной рамке. Она висела так близко к алтарю, словно запечатленной на ней семье тоже поклонялись.
* * *
После чая мы вернулись домой, а вскоре соседи постучались к нам в дверь, держа в руках два полиэтиленовых пакета — один для Кивы, другой для Рори. Пакеты были доверху набиты банановыми листьями, свечками и цветами. Сегодня ночью празднуют Лойкратхонг, объяснили господин и госпожа Ботен. Я понятия не имел, что это значит, но понимал: таким образом они хотят меня отблагодарить.
Когда стемнело и взошла полная ноябрьская луна, дети отнесли свои самодельные корзинки на пляж и вместе с Ботенами спустились к самой воде. Корзинки были сделаны в виде цветов лотоса и украшены банановыми листьями, цветами, монетами и незажженными свечками.
По всему Най — Янгу семьи подходили к берегу, и родители зажигали свечи, прежде чем осторожно спустить корзинки на воду. Мы пришли вскоре после заката, и вся бухта уже была в огне: сотни светящихся точек уплывали в открытое море, мерцая в пронизанной лунным сиянием темноте.
Наш первый Лойкратхонг. Тогда я еще не понимал, какое это важное для тайцев событие. Я видел, что по обочинам дорог продают готовые корзинки, но даже не догадывался, зачем они нужны. Если бы не наши соседи, мы бы вообще не узнали о празднике.
