Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
Николь понимала и разделяла его чувства. Среди ее коллег было много таких, как тот молодой журналист.
— Я не такая.
— А еще ты говорила, что ради статьи готова на все. Представь, что я почувствовал, увидев тебя в квартире сестры.
— Она меня пригласила, — напомнила Николь.
Злость понемногу уходила. Коннер имеет полное право ненавидеть журналистов. Как бы то ни было, Николь удалось выявить в нем еще одну слабую струну. И она решила не ослаблять хватку. Коннер не дает выхода эмоциям, и в его душе их скопилось слишком много. А чрезмерная дерзость — лишь способ защиты, свойственный ранимому и слабому человеку.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Коннер.
— Просто я поняла, что Коннер Макейфи, которого я знала до этой минуты, был лишь верхушкой айсберга.
— Не самое лучшее сравнение. Айсберг холодный, а я, по-моему, был вполне горяч с тобой.
— Я о другом.
— Расскажи, мне интересно.
— Внутри ты совсем не тот человек, каким хочешь казаться.
— Знаю я эти психологические штучки, — протянул Коннер. — Бегство от себя, уход от реальности. Единственный уход, который мне сейчас нужен, это уход в собственную спальню. Хочешь со мной?
Николь никак не могла привыкнуть к его внезапным предложениям секса. По ее спине снова пробежал холодок, но в то же время женщине стало грустно. Коннер ей по-настоящему нравился, а секс на одну ночь был неинтересен. Хотя соблазн велик.
— Только если ты дашь мне интервью, — в который раз повторила она.
Он молча помотал головой.
— Ты уверен?
Двери лифта открылись, и они вышли в холл. Коннер взял Николь за руку и повел в угол, где было меньше людей:
— Нет, я не уверен. Сегодня, когда ты заговорила о своем детстве, мне стало интересно. Расскажешь подробнее?
Николь удивил внезапный поворот.
— Возможно, — сказала она. На самом деле ей не хотелось никому рассказывать о своем детстве. Но мысль о том, что бремя тех далеких лет до сих пор тяготит ее, была еще неприятнее.
— Готов поцеловать тебя за это.
Николь улыбнулась:
— Продолжаешь играть?
Она пыталась разобраться, испытывает ли он к ней что-нибудь или просто играет.
Коннер притянул женщину к себе, обнял за талию и прижался щекой к ее щеке. От него исходил тот же приятный мужской запах. Николь захотелось уткнуться ему в грудь и полностью отдаться его воле.
— Я еще не решил.
Учитывая его характер, это было больше, чем она ожидала. Коннер был предельно осторожен и постоянно оборонялся. Любое сказанное слово уже можно считать драгоценным подарком.
— Вот и я не решила, — подхватила Николь, глядя на него снизу вверх.
— На чем ты поедешь домой? — спросил он.
— На такси, а что?
— На парковке меня ждет водитель. Я тебя подвезу.
— С чего такая милость?
— Просто хочу подольше побыть с тобой.
— С какой целью?
— Николь, не будь такой подозрительной. — Коннер засмеялся, достал из кармана телефон и набрал короткое сообщение.
— С тобой иначе нельзя, — заметила она.
— И все же излишняя подозрительность ни к чему. — Он ухватил ее за локоть и повел к выходу. — Я жду рассказа о твоем детстве.
Рэнделл нажал на педаль, и черный «роллс-ройс-фантом» помчался по улицам Манхэттена. Николь откинулась на спинку сиденья. Коннер протянул руку и стал накручивать на палец ее рыжий локон.
— Как же с тобой трудно, Коннер, — пожаловалась она.
— Я знаю.
Если бы он отказался от своих убеждений и у них начался роман, его жизнь, возможно, стала бы проще. Но как долго это может продлиться? Весьма вероятно, все закончится после одной-двух ночей. И все вернется на круги своя.
— Ты упомянула о секретах своей семьи, — произнес Коннер. — Что это за тайны?
— Не верю, что тебе это интересно.
— Не увиливай. Меня интересует все, что связано с тобой. Вчера я искал сведения о тебе в Интернете, но не нашел ничего, кроме твоих статей. Я хочу узнать тебя как женщину, а не как журналистку.
Николь заерзала на сиденье и внимательно посмотрела на него:
— А вот это уже интересует меня. И что же ты хочешь узнать?
— Все. Можешь начать с семьи.
— Здесь нет ничего особенного. Никаких мрачных тайн. Просто ложь и отчаяние. Обстановка дома была невыносимой. Мама впадала в тяжелые затяжные депрессии. Ей прописывали сильнодействующие лекарства. Сначала она их пила, потом отказалась. При этом в семье запрещалось обсуждать то, что с ней происходит. Ее депрессии мы скрывали от отца. Мама считала, что это всего лишь «моменты грусти». Так она их называла…
— А отец? — спросил Коннер.
— Папа много работал и ничего не знал. Хотя, вероятно, догадывался, но молчал. — Николь посмотрела в окно. — Когда я была маленькой, папа часто уезжал в командировки. Его отсутствие только усугубляло мамино состояние.
Коннер помолчал, прежде чем задать следующий вопрос:
— Она когда-нибудь пыталась покончить с собой?
Николь закрыла глаза:
— Один раз. Мне было четырнадцать лет. После этого случая отец отказался от командировок, и к нам переехала мамина сестра. Чтобы следить за матерью.
— Это помогло?
— Да, ей стало лучше. — Николь повернулась к Коннеру. — Видишь, ничего интересного. Никаких драк и семейных ссор.
— Хорошо, что вы не ругались. Но все же такая ситуация травмирует детскую психику. Кто первым понял, что мама хотела убить себя?
— Я, — призналась Николь. — Я думала, она спит. Хотела разбудить ее, но мама не просыпалась. Я позвонила отцу на работу. Он вызвал службу спасения, а я так и осталась сидеть на полу и держать маму за руку. Мне было очень страшно.
Коннер хотел успокоить Николь. Он положил руку на плечо женщины и прижал ее к себе:
— Извини, что заставил тебя рассказать все это.
— Спасибо, что выслушал. Мы с отцом много говорили об этом. — Она посмотрела Коннеру в глаза. — Тогда стало ясно, что, если бы мы ничего не скрывали от папы, все могло бы быть по-другому. Близкие люди должны быть честными друг с другом. Возможно, именно в тот момент я решила стать журналистом и писать только правду. Надеюсь, мои статьи кого-нибудь спасут.
Коннер вспомнил журналиста, который написал о второй семье отца. К сожалению, это тоже была правда. Но вряд ли эта правда помогла ему, Джейн или матери. Статья открыла им глаза, но кто просил об этом того парня?
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 33
