Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
Кристиан поежился. Случившееся на площади не шло у него из головы. Нет, ну надо же – ведьма! Конечно, он знал, что в Шаттенбурге можно ожидать всякого: ведь местные жители воззвали к помощи церкви не просто так. Но одно дело знать, что где-то творится малефиций, а совсем другое – самому придерживать плечи бьющейся в судорогах прислужницы темных сил. Едва вернувшись в трактир, юноша попросил нагретой воды и щелока и долго отмывал руки, а потом читал из Псалтыри. Он даже хотел обратиться к отцу Иоахиму, чтобы тот укрепил его дух и дал добрый совет, но инквизитор сейчас на званом ужине. Пригласили туда, конечно же, не всех – только отца Иоахима и барона фон Ройца. Микаэль и этот, как его… Николас – тоже там, а остальные – тут, в трактире. Вон из-за стены – то хохот, то ругань: господа дружинники в кости дуются. Все там сейчас, даже баронский оруженосец Карл и рыцарь Гейнц, с которыми (а еще с Микаэлем) послушник делит тесную, как пенал для перьев, комнатушку.
Все, Кристиан, соберись! Надо отчет побыстрее закончить, а то скоро уж, наверное, отец Иоахим вернется. При мысли о званом ужине в желудке начало бурчать – трапеза у юноши была скудной: немного овсянки да краюшка ячменного хлеба. Просто кусок не лез в горло… Однако ж странно: кусок не лезет, а в брюхе бурчит.
Главное, кляксу не посадить – бумага же, не пергамент, чернил пролитых не соскребешь. Переписывай потом весь лист. Но о том ли он думает?! На площади, прямо перед проповедью, ведьма объявилась; в лесах близ города какое-то чудовище напало на детей, а у него все мысли про кляксу!
Бррр! Не то чтобы холодно – но как-то знобко. И вовсе не от того, что из окна поддувает. Страшно тебе, Кристиан? Ну еще бы не страшно. Это только дети малые, несмышленые любят воображать себя сражающимися с нечистью. А как нос к носу столкнешься…
Огонек светильника горит ровно, чуть слышно потрескивая. Нет, положительно бургомистр местный – человек предупредительный и разумный, и с гостями оказался чрезвычайно обходителен: по его распоряжению во все комнаты, где приезжие разместились, не сальные свечки какие-нибудь залежалые поставили, а светильники с чистым маслом. Они и светят ярче, и запах у масла приятный. Правда, и тени от яркого света получаются резкими, выпуклыми… страшными. Шевельнешься – мечутся по стенам, словно живые.
Кристиан вздохнул. Сидит тут один, как дурак. Может, к остальным пойти, как отчет допишет? Не играть, конечно, а просто так: хоть рядом с людьми…
«Записано послушником Кристианом Дрейером в городе Шаттенбурге, в год от Рождества Господа нашего Иисуса Христа одна тысяча четыреста…, месяца…, дня…».
Скрипнула, провернувшись на массивных кованых петлях, дверь: открылась, закрылась. Вошел Микаэль: стащил перевязь с мечом, поставил клинок близ своего топчана, положил рядом небольшой мешок из плотной ткани, сбросил тяжелую, но не стесняющую движений куртку, в некоторых местах усиленную кольчужными вставками, и опустился на набитый соломой матрас. И все это – словно бы одним длинным, без резких переходов, движением. Да еще успел заглянуть через плечо Кристиану в его отчет.
– Хорошо у тебя письмо выходит. Чисто, гладко. Только в седьмой строке выносную «a» смазал. А так – здорово.
Святые угодники! Телохранитель, смыслящий в каллиграфии?! Да где такое видано?! А значок-то и в самом деле смазан. Ну и глаз у него!
– Ну ты не обижайся. Сам-то я только читаю, а письмо у меня – как курица лапой.
Микаэль этот был какой-то… непроницаемый. Кристиан увидел его впервые почти две недели назад, когда их отправили в Шаттенбург, и с тех пор нюрнбергский мечник вряд ли сказал ему больше полусотни слов. Даже с баронским оруженосцем Кристиан говорил чаще, хотя тот все больше интересовался, неужели послушники совсем не пьют и никогда-никогда «это самое»? Микаэль же в основном помалкивал. А теперь – вон чего: говорит!
Телохранитель вдруг улыбнулся. Чуть заметно, но все-таки.
– Думал, ты на площади испугаешься. Ан ничего, не струхнул. Хорошо ту ведьму придавил.
Юноша только плечами пожал. Похвала воина неожиданно оказалась ему приятна: наверное, потому, что сам он о степени своей отваги был совершенно иного мнения. Но раз Микаэль здесь…
– Святой отец уже вернулся?
– Нет пока. Прислал к тебе с поручением.
– С поручением? – Лицо Кристиана вытянулось.
– Ну да. Надо бумагу написать, что инквизиция объявляет время покаяния. Что у желающих покаяться есть три дня, а кто с повинной не явится, пусть потом на себя пеняет.
– Тут же… – Он вспомнил описание округа Финстер, которое изучил во время поездки. – Тут же восемь деревень в округе. На всю ночь работы.
– Ты одну бумагу сделай: Девенпорт зачитает и поедет дальше. На каждую деревню писать – чернил не напасешься.
– А почему Девенпорт?
– Так святой отец с бароном договорились. Каждый честный католик должен в меру сил помогать церкви. Ты давай пиши быстрее, я мешать не буду.
И Микаэль, не меняя позы, прикрыл глаза.
* * *
Разбудил нюрнбержца щелчок пенала.
– Что, закончил?
– Да, – кивнул послушник.
– Хорошо.
Потянувшись, Микаэль поднял с пола мешок. Распустив завязки, достал два свертка.
– Держи, – он протянул Кристиану один из них. – Держи, говорю.
Сверток оказался довольно тяжелым, пах железом и маслом. Развернув ткань, юноша увидел изрядных размеров кинжал в неброских деревянных, обтянутых кожей ножнах. Неуверенно взявшись за рукоять, он вытянул тускло блестящий клинок – широкий, сужающийся к острию.
– Это тебе, – сказал Микаэль, словно отвечая на невысказанный вопрос. – Не ждал, что стоящий клинок найдется, но кузнецы здесь умелые есть. Город этот вовсе не такой тихий, как кажется, так что железо не помешает.
– Да, наверное… – согласился Кристиан. От сказанного бывалым воином по спине у него побежали мурашки, и пальцы невольно сжались на рукоятке. – Вот только я…
– Не умеешь с оружием управляться, – нюрнбержец кивнул. – Не беда, дело поправимое.
Он принял из пальцев послушника собственный подарок, и юноша в тот же миг понял, как должен держать оружие настоящий боец. Клинок блестящей рыбкой резвился в руках Микаэля: и тот не пытался впечатлить молодого писаря – всего лишь знакомился с кинжалом, попутно давая представление о его возможностях.
– Это гольбейн, такие швейцарцы любят. Не слишком изящен, но надежен. Видишь – клинок у основания широкий, а к острию на нет сходит? Удобно: даже толстую куртку проткнет. А на обратном ходе можно зубы проредить.
Воин показал, что рукоять сильно расширяется: когда гольбейн держишь в руке, из сжатого кулака выдается массивное оголовье черена.
В следующее мгновение кинжал вернулся в руки Кристиану – и словно потускнел, как тускнеет чешуя рыбы, вытащенной из реки. Послушник сглотнул: ему уже не терпелось научиться владеть клинком хотя бы вполовину так же ловко.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
