Настало время ударить во всепланетный набат
Правительство пыталось тушить пожар привычными методами: мобилизовало военных, смотрело на наше отечество из космоса во все глаза. Где новый пожар появится – туда и сбрасывали пожарных-парашютистов. Они пилили лес портативными пилами и вырубали лесозащитные просеки, когда приближался «огненный смерч», поджигали спиленный лес: кислород выгорал, и пожар затухал сам собой. Помимо прочего людей успокаивали. Так, приезжал в сгоревшие деревни премьер наш дорогой Владимир Путин и разъяснял черным от сажи погорельцам, что у каждого из них будет дом, хороший и совершенно новый. Люди слушали внимательно, дом новый им, конечно, нужен, однако эмоции порой переполняли их, и они кричали премьеру о том, что власти сделали не все, что от них требовалось: развалили систему охраны лесов, уволили пожарного местного, срыли местный пруд, упразднили рынду.
Рында – это корабельный колокол. Однако в погоревшей России рындой теперь называют пожарный колокол, который оповещает жителей деревни или иного населенного пункта о стихийном бедствии, например о пожаре. Значение рынды трудно переоценить, когда «огненный смерч» приближается к деревне. Это самое время, чтобы ударить в рынду и оповестить тем самым жителей о приближении беды. Дабы успели они убежать от «огненного смерча» на холм или к реке. Конечно, премьер за рынду не отвечал. Но погорельцам недосуг разбираться: обижались они на всю власть скопом. «Погорельцев можно понять. Они возбуждены, и с ними работают психологи», – говорили с экранов телевизоров.
Меж тем люди наши богатые, и даже не только богатые, но и бедные, брали отпуск за свой счет и отправлялись тушить пожары. Ездили «новые русские» на своих навороченных джипах по бездорожью и в хвост и гриву их использовали, марали и царапали, возили на них бревна и сучья, людей и воду. Отзывчивые у нас люди – это факт. Не знаю уж, какой мотив двигал людьми, наверное, самый что ни на есть патриотический – огонь подбирается к Москве. Остановим его – он не пройдет! Есть в этом что-то героическое. Некий намек на войну. Когда враг рвался к Москве, не пустили его, напрягая все силы. Вот и сейчас новые русские если не все силы напрягли, то хотя бы испытали великую гордость оттого, что чувствовали себя сопричастными общему делу.
Охраняли и жители свои деревни, организовали отряды добровольцев, которые рыли траншеи, таскали ветки и спиленные деревья и забрасывали песком низовые пожары. Понять этих людей можно. Ими двигал инстинкт самосохранения. Не пойдешь в добровольцы, не отстоишь любимую деревню, так, как говорится, сгорит она к чертовой матери.
Были и погибшие при тушении пожаров. Подвиг людей беспримерен. Но где превентивные, так сказать, оргмеры? Вот в чем вопрос. На это отвечают чиновники – никто не знал, что такое бедствие обрушится на Россию. И то верно, как говорится в русской пословице, «кабы знать, где упадешь, так соломку бы подстелил». Стихия на то и стихия, что приходит неожиданно… Теперь, как говорят климатологи, неожиданностей в нашей жизни будет еще больше.
Как только отнесло из Москвы северо-западным ветром дым от горящих торфяников, другая проблема появилась. Антициклон стал помаленьку разрушаться. Разламываться стал его гребень. При этом перепад температур большой, конечно. Задули ветры сильные. По северу Центральной России 15 августа прошелся ураган. Повалил он тысячи деревьев, порвал провода, людей без электричества и связи оставил. Ураган принес с собой дожди и холод. В Туве, где 40 градусов накануне было, лишь плюс восемь сделалось, а в Поволжье после небывалой жары на почве заморозки. Советник президента по вопросам климата Бедрицкий очень понятно объяснил народу, что бедствия, свалившиеся на Россию, есть следствия глобального потепления. Самое время ударить во всероссийскую и даже во всепланетную рынду.
Ураган как баран
Ветер крепчал. Из-за домов, грозно клубясь, выплыли темно-серые облака. Они было двинулись на юг своим привычным маршрутом. Но вдруг остановились в нерешительности и встали посреди неба, как казалось, прямо над нашим домом. Из них как-то неуверенно закрапал дождь; вернее, то, что от него осталось, основная влага, надо думать, испарилась, не долетев до земли. Жарко.