Нужные люди отсутствовали.
Вообще, рынок стремительно пустел. Личный состав специальных подразделений, сбиваясь в некоторое подобие строя, отправлялся к заждавшимся ЗИЛам и уазикам. Шли шумно, довольные – хрустя трофейными яблоками и капая сочной хурмой на ботинки… Задержанных распихали по машинам, и опера торопились отписаться по многочисленным вещественным доказательствам. Рыночная обслуга, те, кого по недоразумению или с определенной целью не вывезли в следственные кабинеты, – так вот, рыночная обслуга застенчиво жалась вдоль стенок, покуривая в рукав и вздрагивая при каждом внезапном звуке.
Словом, специфика «Криминального обозрения» предоставила Виноградову и его команде определенные преимущества перед коллегами из других средств массовой информации, но воспользоваться форой в пространстве и времени им не довелось.
– Ты хоть сработал что-то?
– Да строк на тридцать… Мало! – Патлатый репортер продемонстрировал Владимиру Александровичу исписанный листок блокнота.
– Остальное наврешь, – ухмыльнулся фотограф. – А мне что делать? Нету картинок… Нету!
Одной из сильных сторон газеты считались уникальные, недоступные другим изданиям снимки с «милицейской натуры». И Виноградов понимал профессиональное недовольство коллеги.
– Ну-ка… пошли туда, быстро!
Неподалеку, в служебном крыле павильона, открылась фанерная дверца. Под аккомпанемент старческих причитаний в торговый зал спустилась процессия: двое санитаров с носилками, врач и сержант в мятом кителе. На носилках, задрав к потолку грушеобразный нос, громоздилась опрятно одетая бабушка – лет восьмидесяти, не меньше. Весу в ней было под центнер, а голос чуть-чуть отдавал хрипотцой.
Оказавшись перед широкой аудиторией, бабка прибавила громкости:
– Ой, чего натворили, изверги! Замучили пенсионерку! Ой, нет больше моей моченьки – помираю… Ох, мамочка родненькая, пресвятые угодники!
– Да уж, нашли с кем воевать, – покачал головой оказавшийся рядом с Виноградовым шофер «скорой помощи». – Под горячую руку!
– Бывает… – пожал плечами Владимир Александрович. Что-то в этой сцене ему не нравилось. Не убеждало. – Может, просто перенервничала!
– Случайные жертвы – они самые страшные, – поддержал дискуссию о ментовском беспределе виноградовский фотограф. – Помню, в Первомайском…
– Ошибаетесь, молодой человек! Никакая она не случайная. – Прокуренный мужчина с лицом районного сыскаря вслед за процессией поравнялся с беседующими. – Здорово, Саныч!
– Привет, Паша. – Наконец появился хоть кто-то по-настоящему знакомый. Виноградов не помнил фамилии этого человека, но года четыре назад их свела судьба в Минеральных Водах. Вместе пили, вместе трясли коменданта на билетную бронь домой… – Ты где теперь?
– В УНОНе. У Голубчина.
– Где-где? – переспросил подоспевший с раскрытым блокнотом напарник Владимира Александровича.
– В Управлении. По контролю. За незаконным. Оборотом наркотиков, – отчеканил мужчина. Потом, оглядев шевелюру одного и серьгу другого собеседника, вновь повернулся к Виноградову: – Эти с тобой?
– Да. – Очень хотелось ответить отрицательно, но чувство долга возобладало. – Из «Криминального обозрения»!
– Ясно… Никакая она не жертва. И не случайная. – Это вновь адресовывалось фотокору.
– Цветочками, что ли, спекулировала?
– Читай! Если грамотный… – Оперативник протянул протокол изъятия. – Ладно, сам прочту, чтоб быстрее… Вот: «…шприцы одноразовые – восемь штук, раствор спиртовой – два полных флакона стандартной емкостью по пятьдесят миллилитров каждый, димедрол – три упаковки, одна из которых нарушена, отсутствуют две таблетки… вата медицинская белая, сухое горючее – семь таблеток». Понял?
– Нет! – честно признался журналист. Тем не менее он с некоторой опаской покосился на выход из павильона, за которым только что скрылись санитары с носилками.
– Ну и дурак, – констатировал собеседник, пряча протокол обратно в папку. – Потому и пишете вечно всякую хер… чепуху!
– Я не пишу. Я снимки делаю, между прочим, – обиделся обладатель серьги. Несмотря на пикантную внешность, он успел после университета побывать в армии и получить премию МВД за «кавказские» фотографии.
– Как ты с ними служишь, Саныч… Все, пока! Ладно, не обижайтесь, ребята. Слушайтесь Виноградова, он объяснит, что к чему. – И прокуренный оперативник, запаливая на ходу очередную папиросу, помчался вслед за опекаемой процессией.
– Итак, сэр? Растолкуйте неразумным.
– Да уж, хотелось бы…
Они опять стояли втроем, посреди практически пустого торгового зала. Прислуга смелела – повсюду слышались ленивые поначалу звуки необходимой уборки.
– Это не бабуська была. Это было просто бюро добрых услуг! Что-то вроде самоходного магазина «Тысяча мелочей». Только для наркоманов. – Виноградов хмыкнул. – Представь… «Баян» нужен, то есть шприц, – пожалуйста! Есть деньги – купи, экономишь – можно напрокат попользоваться, хоть он и одноразовый. Для гигиены – ватка на протирку, даже растворчик имеется. Димедрольчик – это для…
– Я знаю! Читал в какой-то газете.
– Вот, теперь сам имеешь удовольствие лицезреть.
– И что теперь ей будет? Это же получается соучастие в распространении наркотиков! – Патлатый репортер оторвался от своих записей и почесал переносицу. Он учился на юридическом факультете, и это несколько искажало все представления о реальности.
– Да брось… Ничего ей не будет. Объяснит, что слаба здоровьем, держит с собой аптечку для личных нужд. Отпустят, да еще Пашке извиняться придется! – Виноградов некультурно сплюнул под ноги и продолжил: – Тем более – закосит сейчас под сердечный приступ, так ее и опрашивать не станут. Кому нужно, чтобы она в кабинете копыта откинула? Потом устанешь отписываться.
– И ничего не сделать?
– Ничего! Если по закону… Пойдемте-ка на улицу, все равно здесь ловить больше нечего.
Они вновь оказались на площади. Накрапывал дождик. Фонари еще не зажигали – поэтому казалось, что в город пришла ночь.
– Вообще, пенсионерки эти – интересный народ! – Виноградов любил вспоминать эпизоды из собственной сыщицкой практики. – Взяли тут на квартире мужика, из крутых – классический новый русский, дверь только динамитом снесли… Дома – только он да прислуга, которая мыла-стирала. Тысяча девятьсот семнадцатого года рождения, как сейчас помню! Начали шмонать – находим под подушкой ствол, боевой, с патронами. Гляжу, клиент закис – все-таки двести восемнадцатая в чистом виде, не отвертеться. Откуда – спрашиваю? Он уже начинает что-то лепетать, а тут, как назло, – бабка: мой, говорит, пистолет! Прямо мать партизана с известного живописного полотна. Купила, говорит. Вчера, на всякий случай – вдруг в цене вырастет… тогда и продам, говорит, подороже. А с собой его, идя в хозяйской квартире прибираться, прихватила, потому что дома зять-пьяница, еще подстрелит кого сдуру. Я бабку и так и сяк – ни в какую! Стоит на своем. И мужик сообразил, возмущается: ай-яй-яй, Марфа Капитоновна, как же вы меня чуть не подвели… Принесли с собой пистолетик и не сказали даже…
