Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
– И я б! – Молодой варяг охотно поддакнул старому воеводе.
Тот ухмыльнулся:
– Ох, Урмана, ох, волхвица – не подвела! На словах что сказала?
– Сказала – нечего другую искать.
– Так и не будем.
– Еще монет ромейских просила подбавить, солидов.
– Ах, Урмана, Урмана, – покачал головой Довмысл. – Хвалится, что боги ей все дают, а от солидов не отказывается. Верно, на тот свет хочет с собой забрати. А сработала славно! Вона какая дева-то стала. И тако понятно всем – княжна, не кто-нить. А что ране ее в портках видали, так то и ясно – тонула, одежку скинула, а уж потом одели во что было, так?
– Так, дядько Довмысле, так.
– Ну, идем, Стемиде. Я чаю, и мы отдохнем чуть.
Дверь в горнице теперь уже никто не запирал, но двух воинов в кольчугах и с короткими копьями для охраны приставили, те гордо стояли у крыльца, никого, кроме младого отрока Гречки с большим глиняным кувшином, к деве весянской не пропуская. Да никто и не рвался – попробовали бы! – а вот поодаль толпились, вдруг да выйдет на крыльцо красавица – хоть одним глазком поглядеть. Все Гречке завидовали – тот-то прямо в горницу забежал…
Да там и споткнулся, едва кувшин не уронил, хорошо, Женька с лавки рванулась, подхватила:
– Ты чего, чудо, падаешь-то? Забегался? Ноги не держат.
Дрожа, паренек повалился навзничь:
– Не вели казнити, госпожа моя, за вольности, за язык глупый, невежный.
– Ну, вставай уже! – улыбнулась Женька. – Кваску попьем, побазарим. Что с тобой сделалось-то? Ведь так хорошо песни пели.
– Госпожа… – Отрок медленно поднялся на ноги. – Ты точно на меня не сердишься? Зла-обиды не держишь?
– Да не сержусь, сказала! Кстати, зеркало у вас тут есть?
– Есть, как не быти.
– И свечки бы. Что-то темновато тут.
– Посейчас, госпожа, метнусь.
Не успела Женька выпить и кружки, как Гречко вернулся, притащив свечку и большую овальную пластину из светлого полированного металла… неужели серебряная?
– Вот оно, госпожа моя, зеркало! – Парнишка погладил платину ладонью. – Из немецких, Оттона-кесаря, земель! А вот и свечечка – восковая! Я и огниво прихватил – вжечь?
– Пошел ты со своим огнивом! Давай сюда свечу.
Вытащив из узелка зажигалку – Урмана ни одной вещицы не присвоила, даже сигаретку не взяла да втихаря не выкурила – честная! – Женька щелкнула…
Отрок с воплем повалился на пол:
– Чур меня, чур меня! Матушка, не губи!
– Кончита Вурст тебе матушка! – рассердилась Летякина.
Все наложенное на нее ведьмой Урманой наваждение как-то прошло, то ли колдовство оказалось не очень-то сильным, то ли Женька не по зубам пришлась. С удовлетворением отметив сей важный момент, девушка искоса посмотрела на Гречку:
– Да поднимайся уже. Садись. На вот, кваску хлебни… Пей, пей… Напился? Теперь подержи зеркало.
Восковая свеча горела ярко и почти без дыма, Женька подошла к зеркалу, глянула… и довольно улыбнулась.
– А что? Вполне. Я думала, будет хуже. Как платье-то, Греча? Нравится?
– Очень, – смущенно признался отрок. – Ты такая красивая, госпожа, глядеть больно!
Неужели эта красавица, фея с синими глазами – я? – думала Женька. Нет, ну надо же! Платье какое… красивое. Тяжеловатое, правда, но в нем не жарко ничуть. А какой поясок! А браслеты, серьги…
– Гречка… а вот это – золото?
– Чистое золото, госпожа моя. А вот эти камушки – бирюза, а эти – смарагды. За один такой браслетик трех красивых рабынь можно выменять!
– Ишь ты, рабынь ему… меняльщик. Вот что, пацан. – Девушка уселась на лавку и вытянула ноги. – Я с тобой по-серьезному поговорить хочу… согласен?
– Конечно! – сглотнул слюну парень. – Чего б не поговорить? Я, если что, – могила. О том, что услышу, – никому, клянусь Мокошью.
– Хм, Мокошью… Еще «честное пионерское» скажи, чудо. Ну, вот чего я хочу спросить-то…
Не успела Женька спросить. Застучали по крыльцу тяжелые постолы.
– Отдохнула, дева-краса? – заглянул в горницу Стемид. – Едем, носилки ждут. Хакон-ярл тебе рад будет.
Хоромы ладожского наместника находились внутри каменной крепости, но выстроены были из дерева и выглядели куда вальяжнее, нежели усадьба Довмысла. Мощные, в два этажа, хоромы на высоких подклетях, крытые тесом крыши, крутые ступеньки крыльца, сойдя с которого Хакон-ярл встретил невесту своего князя.
– О, поистине, такая краса свойственна только богиням! Как я рад за славного Святослава-конунга!
Наместник произвел на Женьку очень даже неплохое впечатление. Лет сорока, но стройный, подвижный, с небольшой белобрысой бородкою и смешной прической – волосы на висках были заплетены в две косички, бородка же – щегольски расчесана надвое, этакой вилкой. Длинную, с нашитыми шелковыми лентами рубаху ярла покрывал тонкий небесно-голубой плащ, заколотый на правом плече роскошной сверкающей булавкой. Кольца и перстни в избытке, на поясе – кинжал в изукрашенных ножнах. Узкие штаны, кожаные башмаки без обмоток, завязанные на лодыжках и чем-то похожие на обычные мокасины, какие продаются на каждом рынке.
– Вот-вот, сюда, дражайшая дева. – Ярл лично провел Женьку к накрытому для пира столу.
Собравшиеся там люди – «лучшие княжьи мужи», как выразился Хакон, при виде «княжьей невесты» поднялись с лавок и, дружно отвесив поклон, поглядели на своего ярла.
Усадив гостью по левую руку (справа сидела какая-то красивая властная дама, по всей видимости, жена или одна из жен), тот махнул рукой:
– Начинайте! Восславим Одина и богов наших друзей – бо Перуна, Свентовита, Велеса.
– Аой! – подняв кубки, хором гаркнули «мужи».
Поглядев на супругу ярла, Женька тоже подняла поставленный перед нею тяжелый, похоже, что серебряный, сосуд, место которому, верно, лучше б было в музее, нежели здесь, на пиру.
Отпила…
– Ромейское вино! – похвастался Хакон.
– Ну да, ромейское, – гостья усмехнулась. – Небось, купили пару коробок да разлили. А вообще, я в вине как-то не особо.
– Я тоже больше брагу люблю! Кстати, как и моя жена… Вот она – Ингигерда.
– Очень приятно. Же… Малинда.
– Ну… выпьем же за Святослава-конунга, великого викинга, сияющего славой воителя мечей, щедрого на кольца вождя!
– Аой!
Опростав полкубка – неудобно было отказываться, да и пить, честно говоря, хотелось, – Тяка пошарила глазами по столу в поисках закуски. Все гости уже чавкали, таская куски из огромных серебряных тазиков – мясо брали просто руками, а потом разрезали ножом, так же хватали и рыбу, а вот каши, кисели да ушицу хлебали – так же из общих посудин – большими деревянными ложками. У каждого была своя, личная, носилась вместе с мечом и кинжалом на поясе, как инструмент ничуть не менее важный.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
