– Я полагал, что агенту Департамента анализа и регулирования известны прописные истины.
– Я из Службы справедливости.
– Тем не менее, чтобы получить столь очевидные ответы, не было ни малейшей необходимости проделывать столь длинное путешествие.
– Тем не менее я счел за лучшее увидеть все собственными глазами.
– А почему вы, агент Купер, не прошли курс обучения в академии?
Внезапное изменение темы разговора не стало для Купера сюрпризом – видя изгиб губ директора и морщинки в углах его глаз, он догадывался о чем-то подобном, – но сам вопрос поставил его в тупик. Он никогда не говорил директору, что обладает даром, и тем более не говорил, что у него первый уровень. Похоже, директор догадался обо всем сам или, что более вероятно, заблаговременно навел справки.
– Я родился в тысяча девятьсот восемьдесят первом, – ответил Купер.
– Вы были в первой волне?
– Скорее во второй.
– Получается, вам было тринадцать ко времени открытия первой академии. В те годы охватить нам удавалось от силы пятнадцать процентов одаренных первого уровня. С открытием академии Манферда в следующем году охват составит уже все сто процентов. Только представьте: каждый одаренный первого уровня в Америке пройдет через академию. Досадно, что вы родились слишком рано.
– Я вашего мнения не разделяю. – Купер улыбнулся, представляя, как ломает администратору нос.
– Расскажите мне о своем детстве.
– Доктор, вопросы задаю я, и мне нужны ответы.
– Обещаю, я дам вам ответы. Но будьте и вы ко мне снисходительны. Пожалуйста, расскажите мне о своем детстве.
Купер вздохнул:
– Моя мать умерла, когда я был совсем юн. Отец служил в армии, и оттого мы часто переезжали.
– Как много вы знали о детях, подобных вам?
– О детях из казарм?
Норридж, не заглотив наживку, мягко пояснил:
– Об анормальных детях.
– Я ничего о них не знал.
– Вы были близки со своим отцом?
– Разумеется.
– Он был хорошим офицером?
– Я никогда не говорил вам, что он был офицером.
– Но он все же был офицером.
– Да, был, и был хорошим офицером.
– Он был патриотом?
– Конечно.
– Но он не поклонялся флагу. Его заботили принципы, но не символы.
– Следование принципам и есть патриотизм. Все остальное лишь фетишизм, я бы сказал.
– У вас было много друзей?
– Вполне достаточно.
– А драться вам приходилось часто?
– Иногда приходилось. Но вы, замечу, вплотную приблизились к границе моего терпения.
Норридж улыбнулся:
– Как скажете, агент Купер. Но должен отметить, что в юности вы получили полноценное академическое образование. Здесь, в академии, и сейчас мы воспроизводим для наших воспитанников приблизительно те же условия, в каких проходило ваше детство. Разумеется, курс обучения сейчас более интенсивный, поскольку мы теперь обладаем ресурсами, какие и не снились вашему отцу. Но вспомните, в детстве вы всегда были одиноки. Изолированы от себе подобных. Вам часто доставалось за то, что вы не такой, как остальные. У вас не было ни малейшего шанса узнать правду о таких, как вы, и контакта с ними вы даже и не искали. Из-за постоянных переездов у вас было мало друзей, и оттого единственным человеком, доверять которому вы могли, всегда был и оставался только ваш отец. Он был военнослужащим, и потому такие понятия, как «долг» и «верность», были вами легко усвоены. Вы взрослели, получая те же уроки, какие преподаем здесь мы. И вы пошли на государственную службу точно так же, как становятся государственными служащими большинство выпускников нашей академии.
Купер с трудом подавил сильнейшее желание вскочить и с силой приложить директора лицом о поверхность стола разочка два-три. И желание возникло не потому, что тот рассказал о жизни Купера. Желание было вызвано тем, как именно он это сделал. Норридж точно так же, как и тот парнишка-блондин на игровой площадке, продемонстрировал свою власть.
– Я так и не получил внятного ответа на свой вопрос, – произнес Купер. – Почему?
– Определенно, ответ вам уже известен.
– Будьте и вы ко мне снисходительны.
Норридж едва заметно кивнул:
– Способности большинства сверходаренных не представляют сколь-либо значимую ценность. Тем не менее некоторые из них обладают таким мощным даром, что могут сравниться с величайшими гениями всей нашей истории. Их силу следует обуздывать. Но проблемой для нас являются не отдельные сверходаренные. Другое дело, если их целая группа. Взять хотя бы вас. Что случится, если я на вас нападу?
Купер ухмыльнулся:
– Я бы не рекомендовал.
– А что, если на вас нападет кто-то хорошо подготовленный? Боксер, например, или мастер рукопашного боя?
– Такой, конечно, обладает хорошей подготовкой, но его тело заранее подскажет мне, что он предпримет. И мне не составит труда противостоять.
– Понятно. А если противостоять вам будут, скажем, три хорошо тренированных бойца?
– Они одержат победу. – Купер пожал плечами. – За всеми сразу не уследишь.
Норридж кивнул:
– А что вы скажете, если на вас нападут двадцать не слишком умудренных в драке взрослых мужчин?
Купер непроизвольно сузил глаза…
«Он сказал „всей нашей истории“ и „их силу“. Получается, мозганов он людьми не считает. И проиллюстрировать свой рассказ мог бы десятками различных примеров. Но не случайно в качестве метафоры выбрал поединок».
…и признался:
– Я проиграю.
– Вот именно. Поэтому нам, несомненно, всегда следует опираться на преимущество в численности – не позволять одаренным сближаться друг с другом. Оттого-то мы и обучаем их с младых ногтей не доверять друг другу. Все остальные анормальные должны казаться им жестокими и завистливыми. Поддержка приходит только от нормальных, как и в случае, свидетелем которого вы стали, – от женщины, утешавшей избитого мальчика. Кроме того, мы закладываем в одаренных повиновение и патриотизм. Таким образом мы защищаем человечество. – Норридж обнажил в широченной улыбке весьма ровные, хотя и слегка желтоватые зубы. – Этот метод – единственно возможный, и только он имеет смысл. Надеюсь, вы со мной согласны?
– Разумеется. И разумеется, теперь я вас полностью понимаю.
Понял ли Норридж истинный смысл слов Купера или нет, он тем не менее, приподняв подбородок, продолжал:
– Конечно же, мне следует также упомянуть и наши достижения. Выпускники академии осуществили ошеломляющий прорыв в химии, математике, медицине, микроэлектронике. А те нанотехнологические устройства, о которых я упомянул прежде? Они сконструированы нашими выпускниками. Почти вся новейшая армейская техника разработана ими же. Даже фондовая биржа получила защиту от манипуляций сверходаренных стараниями наших выпускников. И благодаря нашей, и только нашей работе все эти достижения сейчас находятся в распоряжении правительства Соединенных Штатов. Не сомневаюсь также, что вы согласитесь с тем, что нашей нации, нашему народу ни к чему появление еще одного Эрика Эпштейна.
