Петра некоторое время на хуторе не было. Как долго, не смог бы сказать никто. Дни, недели, месяцы на хуторе сливались во что-то, напоминавшее вечность без начала и без конца. По крайней мере так казалось Стевану, когда он, уставившись в дно стакана, пытался представить себе траектории падающих звезд, движение луны, имевшей своего двойника в черных водах болота, и ясный, голубой блеск Утренней звезды. От сочетания звезд на небе зависит судьба каждого живого творения на земле. Какие звезды определили его судьбу, Стеван не мог предположить даже напившись в дым. С течением времени он стал все чаще видеть чертиков, выглядывающих из-под стен хутора, который построил его легендарный предок Тома. Да, Тома! Тома Хайдук, которому «Карановская летопись» посвятила целую главу, даже более длинную, чем та, которая рассказывала, как когда-то давно, обгоняя птиц, носилась вскачь на вороном коне самая молодая и самая красивая из графинь Рохонци, белокожая и обнаженная, чей отец время от времени привозил на остров, на этот самый хутор, своих друзей из Вены, Парижа и Лондона, чтобы здесь, под ивами, охотиться на серн и кабанов.
Была ли юная графиня в это время закрыта на ключ в одной из комнат охотничьего домика, или же гости, не веря своим глазам, видели как она, обнаженная, на вороном коне без седла, проносится между ивами, похожая на облако, слуги не знали, хотя в полнолуние им казалось, что и они видят, как что-то светлое пролетает с одного конца острова на другой под топот копыт вороного коня и звуки песни, такой, какую на Тисе и в ее окрестностях никогда не пели.
* * *
И вправду ли ты уверен,
что охотники на оленей
Не явятся к нам как-то ночью,
охотясь за головами людей…
Любомир Симович
– Может быть, и мы ее услышим! – сказал Стеван Рыжику, не заметив, что Наталия, занятая приготовлениями близнецов к переезду в Караново, слышит его.
– Лучше оставить малышей здесь, на месте! – озабоченно сказала Вета. – Кто только не воюет в наших краях…
– Мне суждено умереть не от пули, Вета! Помнишь, что ты видела во сне? А с маленькими детьми я буду выглядеть не так подозрительно… – добавила она, в глубине души понимая, что не права: во время войны подозрительны все, а в каждого подозрительного солдат обязан стрелять…
Стеван и не пытался сказать что-то против, остановить ее, он знал, что это бессмысленно. Окутанная болотными испарениями, Наталия с близнецами исчезла в зарослях осоки, так же как когда-то давно исчез поезд, увозивший его вместе с солдатами на смерть.
Покрывшись мурашками страха, Стеван забыл и остров среди болот, и обнаженную красавицу, скачущую без седла на вороном коне.
В ушах у него стучали колеса поезда и перекликались голоса молодых солдат.
В переполненных вагонах для скота, без воды, без пищи, в зловонном воздухе, они катили и катили по рельсам так долго, что никто больше не мог сосчитать, сколько дней и ночей продолжается их поездка, поезд часто останавливался на запасных путях или посреди поля, когда кто-то из отчаянных сверстников Петра возникал из ночной темноты, взрывал железнодорожное полотно и бесследно исчезал. В вагонах стоял смрад людских испражнений и гниющей соломы, на которой спали несчастные, и рядом с живыми разлагались трупы тех, кто не выдержал голода и кто предчувствовал, что проклятый поезд везет их прямо в ад, что было недалеко от истины.
Первыми, кто заставил их предположить такое, были заключенные с желтой звездой на рукаве, с которыми они повстречались в пути на одной из станций, когда машинист остановился пополнить запас угля. Низко в небе, словно подвешенная к верхушке стоявшего поблизости тополя, висела луна, огромная, как колесо телеги, так что вагоны поезда с евреями были хорошо освещены.
Похоже, что их состав уже несколько дней простоял на станции, потому что из вагонов воняло намного сильнее, чем из давно нечищеной конюшни. То, что в вагонах есть живые, обнаружил самый молодой солдат из роты Стевана, который впервые взял в руки винтовку за несколько дней до начала войны, а умер в лагере, не дожив до девятнадцати лет.
Его взгляд преследовал Стевана Арацкого все дни, которые он проводил в одиночестве в Караново и на хуторе, под кваканье лягушек в окружающих его болотах и перестук колес поезда в ушах. А позже еще и в препирательствах со второй и третьей душой, о существовании которых он и не подозревал в более счастливые дни своей жизни, до того как бросил винтовку и подался в бега …
– Там кто-то есть, капитан Арацки! – подполз к нему молоденький солдатик и потянул за рукав. – Слышны стоны.
Предположив, что у паренька галлюцинации, что от голода, жажды и страха у него помутилось в голове, Стеван отмахнулся. Но когда напряг слух, действительно услышал стоны, плач и отдельные слова, в которых он узнал ругательства и жалобы на идише.
– Еврейский поезд! – пробормотал он и приказал одному из солдат постукиванием о засов, на который запирался вагон, подать знак, что и их вагон не пустой. С соседнего пути ответили быстро, тоже постукиванием.
Так начался диалог, из которого они узнали, что всех их, евреев, включая детей и стариков, везут в какой-то лагерь, из которого нет возврата.
– Скорее всего, и вы едете туда же! – хриплым голосом предположил один из евреев и замолчал.
– Это правда, капитан? – спросил Адам, солдатик из Ораховицы.
Стеван не знал, что ответить, но для себя решил бежать при первой же возможности, потому что лучше быть застреленным при побеге, чем гнить в каком-нибудь из немецких лагерей. Утром, после того как он увидел евреев, больше похожих на привидения, чем на человеческие существа, его решение только окрепло. Когда Стевана вместе с его солдатами ненадолго выпустили из вагона, чтобы очистить его от испражнений и разлагающихся трупов, он ползком перебрался на другую сторону железнодорожного пути и покатился по крутой насыпи в заросли кустов, уверенный, что вот-вот получит пулю в голову.
Однако немецкий часовой не заметил его исчезновения: поезд неожиданно тронулся, увозя солдат Стевана к последней в их жизни остановке. Состав с евреями по-прежнему оставался на своем пути, распространяя вокруг невыносимый смрад. Когда стемнело, он выбрался из кустов и двинулся на юг, в направлении противоположном тому, в котором увезли его солдат.
* * *
В Караново он пришел весь в синяках и ссадинах, в лохмотьях, босой и голодный. Сколько времени пришлось ему по ночам продираться через заросли ежевики и колючий кустарник, обходя немецкие посты и населенные пункты, сказать он не мог.
Увидев его на пороге, оцепенев при виде движущегося скелета, уверенная, что это вернулся дух Стевана, а не сам он, Наталия перекрестилась и прошептала:
– Возвращайся туда, откуда пришла, несчастная душа! Упокойся с миром навечно! – похолодев, она захлопнула дверь у него перед носом, запричитала и, приказав детям молиться Богу о спасении души Стевана, кинулась зажигать лампаду.
