— А разве я сказала, что не буду с ней любезной?
Фэйф пробежалась пальцами по ободку бокала. Казалось, она ни минуты не может посидеть неподвижно.
— Наверное, ей понадобится друг.
Фэйф уронила руку, и мелодичный голос стал сухим.
— Она была подругой Хоуп, не моей.
— Может быть, но ведь Хоуп с нами нет. И тебе тоже может понадобиться подруга.
— Милый, у меня полно друзей. Просто так получается, что среди них нет ни одной женщины. Сам знаешь, у нас так скучно. Наверное, скоро я поеду в город, мне надо развеяться.
— Как тебе угодно. — Он оттолкнул ее ногу и встал. — Мне надо принять душ.
— Кейд, — сказала она, уловив осуждение в его взгляде. — Я имею право жить так, как хочу.
— Да, ты имеешь право тратить свою жизнь понапрасну, если хочешь.
— Ладно, — ответила она ровно, — и такое же право есть у тебя. Но в одном я с мамой согласна. Всем нам будет лучше, если Виктория Боден отправится обратно в Чарлстон и останется там. Советую тебе остерегаться возможных неприятностей в связи с ее приездом и держаться от нее подальше.
— Чего ты опасаешься, Фэйф? Хотелось бы это знать.
«Всего, — подумала она, когда он вышел. — Абсолютно всего». Фэйф подошла к высокому окну, выходившему на фасадную сторону. Исчезла томная южная красавица. Движения ее были нервически быстры, энергичны. «Может быть, стоит поехать в город, — подумала она. — Или еще куда-нибудь. Или вообще испариться отсюда».
Но куда?
Все будет не так, как она думает, если уехать из «Прекрасных грез»… Каждый раз она уезжала, убежденная, что так лучше. Но всегда возвращалась. И каждый раз убеждала себя, уезжая, что все изменится. И сама она тоже изменится. Но оставалась прежней. Неужели никто не может понять, что все случившееся с ней прежде, все, что есть теперь, все определено было той ночью, когда ей — когда Хоуп — было восемь лет? А теперь появился человек, который связывает ту ночь со всеми последующими. И, глядя, как серебристые сумерки окутывают лужайку и сад, она пожелала Тори Боден провалиться в преисподнюю.
Было почти восемь, когда Уэйд закончил осматривать последнюю пациентку, пожилую беспородную собаку с отказывающими почками и шумом в сердце. Ее владелица, не менее пожилая, не могла заставить себя усыпить беднягу, поэтому Уэйд снова пытался помочь собаке, утешая одновременно и ее хозяйку.
Он слишком устал, чтобы как следует пообедать, и решил обойтись сандвичем и банкой пива.
Ему нравилась его маленькая квартира этажом выше приемной. В ней было все, что нужно для удобной жизни, и обходилась она ему недорого. Он мог бы арендовать помещение побольше, о чем ему постоянно напоминали отец и мать, но он предпочитал жить просто и вкладывать прибыль, которую приносила профессия, в нее же.
В данное время своих животных у него не было. Хотя в детстве он завел настоящий зверинец: конечно, собаки, кошки, а также раненые птицы, лягушки, черепахи, кролики, а однажды — поросенок Непоседа. Негодующая мама смирилась со всем, но подвела черту, когда он вознамерился приютить черную змею, которую нашел распростертой на дороге.
Уэйд был уверен, что удастся уговорить маму и на змею, но, когда явился на кухню с мольбой в глазах и четырехфутовой извивающейся тварью в руках, его мать так громко вскрикнула, что сосед мистер Притчет перепрыгнул через забор, узнать, не случилось ли чего страшного. При этом Притчет растянул связки, мать Уэйда уронила любимый кувшин на плиточный кухонный пол, а змея скользнула прочь и исчезла по направлению к реке, опоясывающей город.
Да благословит господь его мать, она, почти не жалуясь, терпела в доме всякую живность, которую он тащил домой.
Конечно, со временем у него будет и просторный дом, и двор, и время, чтобы снова завести себе питомцев, но пока он не имеет средств увеличить штат и сам работает по десять часов в день, не считая экстренных вызовов. А люди, у которых нет времени для любимых животных, не должны их заводить. То же самое он думал и в отношении семьи.
Уэйд прошел на кухню и взял яблоко. Обед или то, что его заменит, подождет, пока он не смоет с себя собачью шерсть.
Жуя яблоко, он направился в спальню, на ходу бегло просматривая почту.
Уэйд почувствовал ее запах, прежде чем увидел. Горячий женский запах ударил в ноздри и взорвал спокойное течение мыслей. Она пошевелилась в постели, потянулась гибким стройным телом. На ней ничего не было, и она завлекающе улыбалась.
— Привет, любовничек. Ты работаешь допоздна.
— Но ты же сказала, что сегодня будешь занята.
Фэйф поманила его к себе:
— Сейчас я и вправду буду занята. Почему бы тебе не задать мне работу?
Уэйд отшвырнул почту и недоеденное яблоко.
— А почему бы и нет?
5
«Прискорбно это, — подумал Уэйд, — когда мужчина волочится всю жизнь за одной-единственной женщиной. И еще прискорбнее, когда эта женщина то порывает с тобой, то снова возвращается. И мужчина ей это позволяет». Каждый раз, когда Фэйф снова появлялась, он говорил себе, что с него хватит, он больше в такие игры не играет. И каждый раз он опять слишком глубоко увязал, чтобы покончить с ней раз и навсегда. Он был у нее первым. Он не надеялся, что будет последним. Сейчас он так же не мог ей противостоять, как десять лет назад. В ту прекрасную ночь она влезла к нему в окно, влезла и в его постель, когда он спал. Он все еще помнил ощущение, когда проснулся от прикосновения юного горячего тела, которое скользнуло на него, и этот ненасытный рот, осыпающий его поцелуями. «Ей было пятнадцать лет, — вспоминал он, — и она взяла его быстро и безлюбовно, как пятидесятидолларовая шлюха. И при этом Фэйф была девственницей».
Но в том-то и дело, заявила ему тогда Фэйф, что она не хочет быть девственницей и желает отделаться от этого бремени поскорее и как можно проще, с тем, кого она знает, кто ей нравится и кому она доверяет.
Так все просто. Но для Фэйф это всегда было просто, а для него, Уэйда, эта летняя ночь за несколько недель до его отъезда в колледж была началом сложных отношений с Фэйф Лэвелл. Они занимались сексом когда и где только могли. На заднем сиденье его автомобиля. Поздней ночью, когда его родители уже спали, днем, пока мать болтала на веранде со своими приятельницами. Фэйф всегда хотела, всегда была готова и ненасытна. Все, о чем юноша мечтает ночами, все вдруг стало реальностью. И для Уэйда эта любовь превратилась в наваждение. Он был уверен, что она подождет, когда он окончит колледж, но не прошло и двух лет, в течение которых он лихорадочно учился и строил планы на будущее, их общее будущее, как она сбежала из дому с Бобби Ли. Уэйд тогда напился вдрызг и не просыхал неделю.
Ну а она вскоре вернулась. В Прогресс, а потом и к нему. И не просила прощения, не лила покаянных слез. Таков был рисунок их отношений, и он презирал ее за это почти так же глубоко, как самого себя.
