На третий день Аури плакала.
ГНЕВНАЯ ТЬМА
Когда Аури проснулась на четвертый день, все переменилось.
Она почувствовала это еще до того, как потянулась, пробуждаясь. Прежде чем открыла глаза в непроглядной тьме. Лисик был напуган и полон горя. Значит, сегодня день, сходящий на нет. Жгучий день.
Аури его понимала. Она же знала, как это бывает. Некоторые дни буквально наваливаются на тебя, как камень. Иные непостоянны, как кошки: ускользают прочь, когда ты нуждаешься в утешении, а потом возвращаются, когда они тебе не нужны, садятся на грудь, крадут дыхание.
Нет. Она понимала Лисика. Но все же ей на полминутки захотелось, чтобы это был какой-нибудь другой день, несмотря на то что она знала: если от мира чего-то хотеть, ни к чему хорошему это не приводит. Несмотря на то что знала: это плохо.
Но все равно: жгучие дни всегда суматошные. Хрупкие слишком. Неподходящие дни для делания. В такие дни хорошо сидеть на месте и следить за тем, чтобы почва не уходила из-под ног.
Но у нее осталось всего три дня. А сделать надо еще так много!
Плавно двигаясь в темноте, Аури взяла Лисика с его блюдечка. Он буквально полыхал страхом, и уговорить его было никак: он был так угрюм, вплоть до свирепости. И Аури поцеловала Лисика и вернула его на место. А потом встала с постели, накрытая слепящим покрывалом непроглядной, тяжкой тьмы. Открыты глаза или закрыты, разницы не было никакой, и Аури держала их закрытыми, на ощупь отыскивая свой кедровый сундучок. И все так же, с закрытыми глазами, она достала спички и свечу.
Аури чиркнула спичкой об пол. Спичка фыркнула, брызнула искрами и сломалась. Сердце у Аури упало. Скверное начало скверного дня. Вторая даже искр не дала, просто осыпалась. Третья переломилась пополам. Четвертая вспыхнула и сразу потухла. Пятая стерлась в ничто. На этом спички кончились.
Аури некоторое время сидела в темноте. Такое уже бывало иногда и раньше. Давно уже такого не было, но она помнила. Она уже сидела вот так, пустая, как яичная скорлупка. Опустевшая, с тяжестью в груди, в гневной тьме, когда она впервые услышала, как он играет. Еще до того, как он дал ей новое, прекрасное, идеальное имя. Кусочек солнышка, который ее никогда не покидал. Горбушку хлеба. Цветок в ее сердце.
Когда она подумала об этом, встать оказалось легче. Дорогу до столика она знает. В тазике есть свежая вода. Она умоет лицо, и руки, и…
Мыла же нет! Она извела последнее мыло. А остальные куски там, где им и место: в Пекарне.
Она снова села на пол возле постели. Закрыла глаза. Еще немного — и она бы так и осталась там, с оборванными струнами, с нечесаными волосами, одинокая, как пуговица.
Но он же придет! Он скоро будет здесь, такой славный, отважный, разбитый и добрый! Он придет и принесет, со своими умными пальцами, такой невнимательный к столь многим вещам! Он с размаху бьется о мир, но все равно…
Три дня. Через три коротких дня он придет в гости. А она, сколько ни трудилась, сколько ни бродила, так до сих пор и не отыскала ему настоящего подарка. Она хорошо разбиралась в природе вещей, но так и не уловила даже глухого отзвука чего-то такого, что она могла бы подарить.
Из Мантии можно выйти тремя путями. В коридоре было темно. В дверном проеме было темно. За дверью было темно, и закрыто, и пусто, и ничто.
Поэтому Аури, без друзей, без путеводного света, медленно и осторожно пошла через коридор, пробираясь в Клад.
Она миновала Свечницу, легонько касаясь пальцами стены, чтобы не сбиться с дороги. Пришлось идти дальней дорогой, в обход: без света Прыги слишком опасны. Потом, на полпути через Сборник, она остановилась и повернула назад, из страха, что впереди окажется Черная Дюжина. Где воздух над головой так же темен, неподвижен и холоден, как вода внизу. Сегодня эта мысль была для нее невыносима.
А это означало, что для нее нет другого пути, кроме как через сырой и заплесневелый Скейпер. И, как будто этого мало, единственный верный путь через Бурки был чрезмерно узок и весь затянут паутиной. Паутина запуталась в волосах, от этого Аури сделалась липкой и раздраженной.
Но в конце концов она все-таки пришла в Клад. Ее встретило тихое щекочущее журчание воды в холодном колодце, и Аури только тут вспомнила, какая она голодная. Она отыскала на полке свои оставшиеся несколько спичек и зажгла спиртовку. От внезапного яркого света глазам сделалось больно, и даже после того как Аури пришла в себя, желтый пляшущий огонек делал все вокруг странным и тревожным.
