Родик возвратился в столовую. По телевизору снова начался балет. Он поднял трубку и, услышав длинный гудок, набрал номер домашнего телефона Гриши.
— Ты в курсе событий? — не здороваясь, спросил он.
— В курсе…
— Ты это предполагал?
— Не совсем…
— Какие теперь у тебя прогнозы?
— Никаких. Надо подождать.
— А тебе не кажется, что мы можем дождаться пули или чего-нибудь худшего? Считаю, что надо забирать семьи и уезжать куда-нибудь на периферию. В глушь, в Таджикистан, и пережидать там.
— Думаешь, ты один такой умный? Наверное, уже все билеты раскупили, а Таджикистан — не самое подходящее место. Там и без того неспокойно. Уверен, это происходит по всей стране.
— Поедем в Челябинск. Я попрошу Колю и Володю, чтобы они устроили нас в закрытый дом отдыха. Там точно будет тихо. Плюс шикарные условия, озера. Это недалеко от «Челябинска-70». Заодно вы все отдохнете. Революция начинается в столице и затухает к периферии.
— Я не порол бы горячки. Надо понять, что происходит. Мы слышим одностороннюю информацию, да и той почти нет, и не видим вообще ничего. Ты на улице был?
— Давай так… Ты разбираешься в обстановке, а я все же добываю билеты. Ты знаешь, что у меня блат в кассах «Мострансагентства». Если там не куплю, то заеду на Преображенку — у них могут быть билеты прямо до «Челябинска-70».
— Надо согласовать со всеми.
— Ты согласовывай, я отвечаю за дорогу. Думаю, что лучше ехать поездом. Самолеты могут заблокировать…
— Поезда тоже…
— Это вряд ли. Железная дорога — государство в государстве. Для них ни война, ни революция — не указ. Пока рельсы не разобрали, они ездят. Кроме того, железнодорожного министра по телевизору не показывали. Может, он тоже еще не в курсе.
— Телеграф, телефон, вокзалы… Вспомни Ленина.
— Ладно. Телефон работает. Давай действовать. В двенадцать — общий сбор в офисе. Договорились?
— Хорошо. Я всех соберу. Да они и сами скоро проявятся. Просто еще спят.
Выйдя из подъезда, Родик несколько минут постоял под козырьком, наблюдая, как мелкий дождь поливает мостовую, и размышляя, вернуться за зонтиком или нет. Было безлюдно и ничто не свидетельствовало о произошедших изменениях. Из подъезда соседнего дома вышел мужчина. Он тоже задержался ненадолго под козырьком и побежал к машине. Родик последовал его примеру. Пока он заводил и прогревал двигатель, страшно запотели стекла. Пришлось минут десять продувать салон. В голову лезли самые невероятные мысли и идеи. Чтобы как-то отвлечься, Родик включил приемник и начал крутить ручку настройки. Эфир трещал, но какой-либо новой информации, кроме уже надоевшей и однообразной, не выдавал. Родик чертыхнулся и выключил радио. Стекла, как назло, никак не хотели отпотевать, а протереть их было нечем. Повозив по ним ладонью, Родик почти на ощупь вывел машину на проезжую часть и медленно двинулся в сторону Красной Пресни. Спустившись с моста у Ваганьковского кладбища, он посчитал, что в такой день можно нарушать правила дорожного движения и, развернувшись через сплошную, сразу въехал во двор «Мострансагентства». Служебный вход уже открыли, и Родик поднялся на второй этаж. Директор отсутствовал. Родик вошел в кассовый зал. Там, как обычно, в нескольких окошках копошились кассирши. Кабинка с надписью «начальник смены» пустовала. Родик посмотрел на часы и, поняв, что еще рано, вернулся в машину. Время тянулось необычайно медленно. Наконец мимо прошла высокая худощавая женщина. Она немного сутулилась под зонтиком, будто он был тяжелой ношей. Родик опустил боковое стекло и окликнул ее. Женщина остановилась и начала озираться по сторонам. Родик окликнул еще раз. Она наконец увидела его, приветливо улыбнулась и направилась к машине. Родик быстро вышел навстречу, засунул голову под зонтик и поцеловал ее в щеку.
— Привет, — сказала женщина и символически коснулась губами его щеки. — Ты, конечно, в курсе произошедшего.
— Что произошло — не знаю. Сообщение слышал.
— Какие прогнозы?
— Спроси чего полегче. Хотя для тебя все к лучшему. Думаю, билеты станут еще дефицитнее. Готовь кубышку.
— Как ты можешь шутить?
— А что остается? Кстати, мне нужны билеты.
— Крысы бегут с тонущего корабля?!
— Ну-у-у, возможно. Береженого бог бережет. Народная мудрость.
— Значит, что-то все же знаешь. Рассказывай.
— Клянусь, знаю меньше, чем ты. Просто что-то надо делать. Вот у меня и возникла мысль на всякий случай запастись билетами.
— Хитришь… Ладно, пойдем посмотрим, работает ли система…
Все работало, но нужное количество билетов было только на двадцать второе. Родик попросил придержать их часа на два и поехал на Преображенку в надежде добыть средмашевскую бронь на вагоны, следующие прямо в «Челябинск-70».
Путь до Преображенской площади он проделал необычно быстро — машин было мало. Даже пересечение с проспектом Мира он проскочил без остановок — светофоры работали в режиме «мигалки». За зданием метро «Рижская», несмотря на дождь, толпились люди, судя по всему, продавая и покупая всякий хлам. По железнодорожным путям буднично двигался поезд. Внешне Москва жила обычной жизнью, хотя и казалась притихшей, но это, может, была только видимость. Родик расслабился, и в голову настойчиво начала стучаться мысль о том, что паника его напрасна. Происходит то, что и должно происходить, то, из-за чего он никак не мог поверить в постоянство декларируемых законов и принципов перестройки. Просто придется опять пойти работать в институт, наверное, в другой. «Ярмо на шею» всегда найдется. Ведь работать нужно при любом строе, а для каких-то репрессий вряд ли дойдут руки. Не то время, не те руководители. Может, плюнуть на все и просто ждать… Небрежно припарковавшись, он вошел в мало кому известное помещение, одно из тех немногих, через которые можно было попасть в секретные и закрытые города Средмаша. В ответ на приветствие он получил волнующий сегодня всех вопрос, заставивший его вновь ощутить беспокойство.
Пышнотелая, с зачесанными назад и убранными в пучок русыми волосами женщина, буравя Родика строгим взглядом, приняла документы и, привычно перелистывая их, произносила, судя по всему, сегодня уже не впервые, монолог, одобряющий происходящее. Родик, слушая знакомые слова о прекращении в стране бардака и разврата, о наведении порядка, смотрел в ее правильное партийное лицо прапорщика КГБ и физически чувствовал, как что-то неприятно сосет изнутри. Чувство это было сродни тому, которое он ощутил в молодости, забравшись на геодезическую вышку. Она предательски раскачивалась под ним, и Родик никак не мог заставить себя спуститься. Сейчас он понял, что испытывает страх, растущий и захватывающий его полностью. Родик машинально поддакивал женщине, но мысли его смешались, а сознание рисовало ужасные картины, напоминающие кадры из фильмов про сталинские лагеря. Ему стоило огромных усилий отбросить все это и ответить на вопросы по поводу уже изученных документов. Отсутствовало подтверждение наличия пропуска в город, а объяснения Родика о том, что, в крайнем случае, все сойдут с поезда раньше и воспользуются автомобильным КПП, где давно уже лежат пропуска, не убедили. Женщина твердо заявила, что не может оформить билеты. Спорить было бесполезно. Страх парализовал свойственный Родику кураж, и идти к руководству не захотелось. Он снова вышел под дождь, бросил свое тело на сиденье автомобиля и помчался в «Мострансагентство».
