Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
– А название языка знаешь? – спросил я, борясь с крестьянским непониманием.
– Язык наш Всеобщий называется. Всеобщий, господин, язык наш, потому что он от Всеобщего Бога нам данный, так батюшка говорит в церкви, – Марта тяжело вздохнула и умоляюще на меня посмотрела.
– Поставить бы нам церковь в селе, господин? А то как нелюди какие, в церковь только по выходным ходим да по праздникам, в соседние село, а идти туда полдня и потом ещё полдня назад возвращаться.
«Блин, спросил на свою голову, – подумал я про себя, – теперь ещё и церковь строить, что ли»?
– А что думают в деревне? – решил я уточнить у Марты.
– То же и думают, господин, церковь нам нужна, – уверенно ответила кухарка.
– Я подумаю, – ответил я и, благословленный счастливой Мартой, пошёл к себе.
На встречу со слугами я пришёл заранее и подготовил всё для своего выступления. Слуги собрались точно к намеченному сроку, и я начал:
– Поскольку нашего любимого барона не стало, то я, как вы знаете, вступил в свои законные права наследника.
Тут я сделал паузу и посмотрел в лица сидящих передо мной: гном был спокоен, Марта плакала, а Герда внимательно смотрела на меня, ловя каждое слово. Внутренне я усмехнулся: чует, видать, что раскулачивание грядёт.
– Так вот, проанализировав всё, я принял следующие решения: во-первых, Марте увеличивается жалование до половины сестерция в день, мастеру Дарину увеличивается жалование до двух сестерциев, Герде увеличивается жалование до половины сестерция.
После этих слов я снова посмотрел на всех. На этот раз ситуация была несколько иной: гном удивлённо жевал бороду, Марта по-прежнему плакала, Герда ей вторила. Но если первая плакала от счастья, то вторая с горя, ведь я уменьшил ей жалованье наполовину против прежнего. Только ведь не будет же она при всех говорить, что у ней было больше? По идее она должна попытаться поговорить со мной наедине, после собрания, именно поэтому я и отправил её в деревню за старостой.
– Да, и последнее. Нас всех ждут большие перемены, так что если кто-то хочет нас покинуть – кроме мастера Дарина – тот может уйти, – сказал я, выразительно глядя на Герду.
Желающих не нашлось, а глаза гнома просто лучились весельем, он едва сдерживался, чтобы не засмеяться.
– А вы, мастер, надеюсь, будете теперь с удвоенной силой гонять своего подмастерье, оправдывая такое повышение, – закончил я совещание, подмигнув гному.
Гном не выдержал и засмеялся во весь голос, едва не опрокинувшись на стуле. Довольный собой, я пошёл в кабинет барона, чтобы там ждать прихода старосты.
Тот, похоже, либо летел на метле, либо был недалеко от замка, так как не прошло и десяти минут, как он сидел передо мной с потным лицом и тяжёлой отдышкой.
Дав ему отдышаться, я начал разговор издалека.
– Как живётся в деревне? Как созревает урожай? Как пополнение в стадах? Много ли невест на выданье?
В общем, нёс всякую чушь, подсмотренную в фильмах о рыцарях и их подданных.
Староста, оказавшись на знакомой почве, быстро разошелся и стал вываливать на меня тонны информации: дескать, урожая совсем нет, в стадах падёж от неизвестной болезни, девки мрут как мухи, и вообще на деревню недавно упала ядерная бомба. Про бомбу, конечно, про себя добавил я, слушая ту галиматью о положении дел в деревне, что пытался представить мне староста.
– Ну, хорошо, – со скучающим видом прервал я его словопоток, – каково общее количество голов больной скотины? Сколько урожая пропало на полях из посеянного? Сколько девок вообще в деревне осталось?
Староста, не видя никакого подвоха, сказал, что больной скотины много, он может сказать, сколько здоровой – всего десять голов коров и двадцать коз и свиней. Пропавшего урожая на полях треть, а девок в деревне после мора едва ли с десяток наберётся.
– Ну что ж, отлично, – сказал я, – тогда радуйся. Сейчас мы пойдём в деревню, и я заберу у тебя весь больной скот сверх тридцати голов, весь пропавший урожай с полей и всех мёртвых девок, если живых будет больше десяти.
Я раньше только в кино видел глубоководных рыб, которых вытаскивали на поверхность, и тут впервые наяву видел такую картину. Староста от моих слов онемел, глаза его вылезли из орбит, а нижняя челюсть упала до груди.
Полюбовавшись на сиё творение языка своего, я сделал вид, что собираюсь в дорогу. Это привело старосту в себя и он упал мне в ноги, обнимая и пытаясь поцеловать мои давно нечищеные сапоги. Я в видимом недоумении посмотрел на него и спросил:
– Что такое?
Староста, не отрываясь от сапога, запричитал.
– Не погуби, господин, зашибут меня деревенские, коли отдам всё это.
Отодвинув его от себя я приказал сесть на стул, сказав, что иначе повешу на воротах как вора и обманщика. Угроза подействовала, староста примостился на краешек стула, в любой момент готовый упасть на пол и стал преданно смотреть на меня.
– Значиться, так, – специально помолчал я несколько минут, заставляя старосту потеть и нервничать. – Даю тебе ровно год, чтобы исправиться. Если в будущем году ты станешь говорить мне нечто подобное… – тут я прервался и спросил у него: – У тебя, кстати, сколько детей?
Староста икнул и упал со стула в обморок. Я понял, что переборщил.
Вылив на него полкувшина воды, я сел на своё место. Прошло секунд десять и староста зашевелился. Очухиваясь, он тряс головой, как собака, и недоумённо оглядывался вокруг. Тут его взгляд упал на спокойного меня и он всё вспомнил. Первым его действием стала попытка на коленях поползти ко мне, но я молча показал рукой на стул. Староста, умоляюще глядя на меня, снова сел.
– Так вот, на чём мы там остановились, – как ни в чём не бывало, продолжил я скучающим тоном, – а, да, так сколько у тебя детей?
Староста икая и трясясь, едва слышно ответил:
– Четверо.
– Да? – восхитился я, – и сколько кому лет?
– Старшему восемнадцать вёсен исполнилось, среднему пятнадцать, дочери десять и младшенькому пять, – всё так же, сиплым шёпотом, ответил он.
– Чудно, – снова обрадовался я, – значит, через год мы снова встретимся поэтому же вопросу, и что ты мне расскажешь?
– Только чистую правду, господин, – завопил староста, видя, как говорят врачи, свет в конце туннеля.
– Вот-вот, – улыбнулся я ему, – чистую правду. А что будет, если ты нарушишь своё слово?
Тут староста побледнел и сглотнул.
– Да, ты правильно всё понял, – улыбнулся я ему, заставляя додумывать остальное. – Дочери как раз одиннадцать будет, – ни к чему сказал я вслух.
Староста бросился на пол и, плача, закричал:
– Не погуби, отец родной, не погуби, всё исполню, как велишь, всё расскажу, Богом Единым клянусь, только не погуби.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
