Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
– Надо идти, – не то сообщает, не то приказывает Костыль. – Время дорого.
Снова: «Хлюп-хлюп-хлюп-хлюп – от шагающих сапог». Едва не теряем направление, выбравшись на полуостровок, выдающийся в небольшое озеро. В камышах кто-то ворочается, шумит сухими стеблями. Стараясь ступать как можно тише, пятимся, выставив оружие. Зверья на болотах много, и тут раньше частенько пропадали люди. Раньше – это не потому, что теперь на болотах стало спокойнее. Просто людей стало меньше.
Наконец, вымазавшись в грязи и промокнув, выходим к ангару. Видимо, когда-то это был гараж или ремонтная мастерская для какой-то крупной техники. Одна из старинных машин ржавым мастодонтом застыла сбоку. Колеса выше человеческого роста напоминают о карьерных самосвалах типа «БелАЗа» или «Катерпилара». Получается, что наша тропа когда-то была полноценной дорогой.
Вообще очень сложно представить, как все тут было до Катаклизма. Кенарь однажды показывал мне старинные гравюры, вынесенные из Центрума на Землю, – наши коллекционеры платят за них бешеные деньги. Была там и картинка Дассо, города на берегу одноименной реки, и поныне протекающей через болота. Мне запомнились низенькие дома, широкие улицы с паровыми экипажами – и множество конусообразных выработок нефтепромыслов, где добывали битуминозную нефть, а точнее, пропитанный битумом песок. Когда «молекулярка» сожрала углеводород, почва просела, и жизнь в здешних местах закончилась.
Останавливаемся в трех десятках шагов от кирпичных столбиков, когда-то державших створки ворот. Наша тропа ведет на север – прямо через ворота. Переть наобум нельзя. Ангар и вся территория вокруг выглядят основательно заброшенными – остов локомобиля рядом с нами, какие-то ржавые баки, чугунные трубы, покореженные опоры. Всюду ржавчина. Следов присутствия человека не видно, но это ничего не значит. Начинает накрапывать мелкий дождик.
– Мы с Бекой идем через ворота, вы с Пономарем прикрываете. И чтобы тихо тут! – обращаясь исключительно ко мне, говорит Костыль и мягким, текучим шагом профессионального убийцы идет вперед.
Понимаю – у них в группе все уже давно устаканилось, все роли распределены. Бека всегда впереди, он фартовый. Киваю, опускаю флажок предохранителя автомата. Пономарь вынимает из ствола своего ружья восковой шарик – чтобы мусор не попадал, – показывает мне жестом: «я слева».
Пригибаясь, добираюсь до лежащего на боку скелета вагонетки, осторожно выглядываю – все тихо. Костыль и Бека проходят через несуществующие ворота. Истошный крик вороны заставляет всех вздрогнуть. Оно и понятно – нет ничего хуже, чем лезть в незнакомое место без надлежащей подготовки. По-умному надо было бы залечь вокруг этого ангара и понаблюдать часиков пять-шесть. Но у нас нет времени, поэтому нервы у всех на пределе.
И тут срабатывает «чуйка» – я ясно понимаю, что соваться в ангар нельзя. Палец ложится на спусковой крючок. И вдруг шум камышей режет автоматная очередь. Бека по-фашистски, от пуза, поливает ангар из своего коротыша, отступая к воротам. Костыль хватает его за руку и тащит за собой. В то же мгновение и со стороны ангара, и от бетонных труб начинают грохотать выстрелы.
Костыль дает пару экономных, по три патрона, очередей из «хеклер-коха» и меняет позицию. Я вожу стволом автомата, пытаясь выцелить противника, но мы, судя по всему, нарвались на тертых ребят – никто из них не подставляется, огневые позиции выбраны очень удачно. Если это чужая контра, нам конец. «Вот пуля пролетела – и товарищ мой упал».
Бека и Костыль заваливаются возле левого кирпичного столбика в оплывшую канавку. Слышу, как кто-то из них ругается, ворочаясь в жидкой грязи. Сидеть за вагонеткой бессмысленно, и я по-пластунски ползу к воротам, проклиная про себя болота, Центрум и весь сегодняшний день.
Добираюсь до правого столбика. Мокрый красный кирпич, мох, ржавые петли, на которых висели ворота. Ребята лежат в десятке шагов от меня. Пономарь прячется где-то с другой стороны. Неизвестные противники больше не стреляют. Воцаряется звонкая, тревожная тишина. Костыль показывает мне растопыренную пятерню и еще один палец. Это значит, что врагов шестеро. Собственно, по их первому залпу я тоже так подумал.
Пономарь появляется бесшумно, как призрак. Переворачивается на бок, достает флягу, делает глоток, протягивает мне. Качаю головой – солнце припекает, довольно жарко, и выпитая вода тут же выйдет потом.
– Бьют из «калашей», – говорит Пономарь. – Надо уходить.
Я и сам понимаю, что ввязываться в бой с превосходящим численностью и вооружением противником – верх глупости. Но самое главное даже не это. Мы не знаем, кто засел в ангаре и за трубами. Вполне может быть, что произошло банальное недоразумение из числа тех, что частенько случаются в Центруме между разными группами контры. Но может случиться так, что это именно нас тут ждали.
Перекатываюсь левее и шепотом спрашиваю у Беки:
– Ты зачем стрелять начал?
– Он в м-меня ц-целился, – сипло отвечает он.
– Кто?
– Н-не знаю… Ч-человек. Прямо из д-дверей. Темно т-там. П-присел на колено и… С-сука!
Перебираюсь обратно, под защиту столбика. Беку, конечно, понять можно. Он тоже знает, что в Центруме выживает тот, кто стреляет первым. Особенно если противник появляется внезапно и целится в тебя. И особенно если он, этот самый противник, прячется в засаде.
– Отползаем! – задушенно хрипит Костыль. – Вы первые!
Переглядываемся с Пономарем, начинаем разворачиваться. И тут же следует выстрел. Пуля звучно целует кирпич, осыпав меня мелкой бурой крошкой. Похоже, нас не хотят отпускать. Дело – табак.
Бека, извернувшись, как уж, ползет к камышам, и тут с крыши ангара раздается пулеметная очередь…
Звуки выстрелов ПКМ не узнать невозможно. Когда пулемет бьет очередями, раздается гулко-звонкий цокот, слышный далеко окрест. Как будто мамонт, подкованный победитовыми подковами, галопирует по стальной палубе авианосца. Это сравнение не я придумал, а все тот же Жора Полторыпятки.
Лбы уже все в шишках, задница в шипах,
Шкуры изодрали на проклятых пнях.
Но они безумные, их не взять живьем!
Мамонты, мамонты рвутся напролом!
Черт, когда начинается «тяжеляк», стихи и песни лезут в башку чаще, чем обычно. Ладно, проехали. Пулеметы ПКМ тут могут быть только у погранцов. Но, по идее, им на болотах делать нечего, они в последнее время вообще никуда с застав не выбираются. Хотя вроде ходили месяц назад слухи о каких-то рейдах и «зачистках». Если так, пограничники могут быть где угодно, в том числе в этом забытом всеми богами ангаре. Это плохо, очень плохо. В погранцы идут, как правило, бывшие военные, народ серьезный. Любое вооруженное сопротивление для них – вопиющее нарушение закона, за которое есть только одна кара. Наше положение осложняется тем, что Бека начал стрелять первым. Впрочем, у меня с погранцами терок никогда не было, я же не контра. Можно попытаться договориться.
Новая очередь заставляет вжаться в землю. Пули с сочным чавканьем вонзаются в глину в нескольких сантиметрах от левой руки. Все, промедление смерти подобно, причем в буквальном смысле. Переворачиваюсь на бок, складываю ладони ковшом. Краем глаза вижу Костыля, отчаянно машущего руками – мол, не надо, «не делай этого, Дадли!».
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
