Оставив его вопрос без ответа, я предложил ему прогуляться после обеда. Я не обмолвился ни словом о конверте, который прислал мне аноним, ничего не поведал ни о крылатой девочке, ни о своих снах. Грей, как я и предполагал, охотно принял мое предложение.
– Я буду у вас сразу после ленча, – сказал он. – Я думал, что вы уже в курсе. Элли мне позвонила утром. Так что увидимся в двенадцать тридцать. Жду встречи с нетерпением, полковник Джулиан. Мне надо рассказать вам кое-что очень важное. Сегодня мне из Лондона позвонил Джек Фейвел. Наконец-то он дал согласие встретиться. А еще я повидался вчера с Фрицем, съездил к нему в дом престарелых, о котором вы упоминали…
– Куда вы съездили? – переспросил я.
– К Фрицу. Он очень слаб, но вы ошибались насчет его памяти. Он не впал в маразм. Тот, кто рассказывал вам это, ошибался. Фриц все помнит очень отчетливо. Мы проговорили с ним около двух часов, и я узнал кое-что очень важное…
Нет, пережить еще один шок за столь короткое время – это уж слишком. Только сегодня утром я вычеркнул Фрица из списка свидетелей – человек, которому исполнился девяносто один год, никогда не любил Ребекку. Он оставался слишком консервативным, и ее новшества были ему не по нутру. И если он еще не выжил из ума, то его наветы, намеки и обвинения нельзя принимать на веру.
Какое право имел Грей встречаться с Фрицем без меня?
То, что он решился на такой шаг, внушало мне беспокойство. Грей и без того уже побывал в Лондоне, чтобы найти дом Ребекки, и я до сих пор не знал, зачем это ему понадобилось. А теперь он договорился с этим лжецом Фейвелом. Мало ему одного Фрица! Фриц очень многое знал обо мне, как и о семействе де Уинтер. Проговорить с ним два часа? Можно представить, сколько вздора тот успел намолоть.
Меня не раз охватывали сомнения: не хитрит ли со мной Грей. Конечно, Элли я старался не сообщать о своих подозрениях. Она полагает, что я читаю слишком много детективных историй, и находит меня чересчур мнительным. К тому же ее так радуют визиты Грея. Не потому, что он такой привлекательный молодой человек, не потому, что он все еще холост, а, как она уверяет, потому, что он очень хорошо ко мне относится.
– Он принимает тебя таким, какой ты есть, – как-то сказала Элли, – и это очень кстати. У тебя появилась возможность поговорить с кем-нибудь о прошлом Мэндерли. Тем более что и его самого это интересует. Он поможет тебе встряхнуться – ты сам так говорил мне.
Утром она снова повторила эти же самые слова… А еще я заметил, что Элли успела переодеться. Ради Терри она преобразилась, стала вдруг на десять лет моложе и выглядела в десять раз привлекательней, чем вчера. Но каким образом она так быстро преобразилась? Каким образом с женщинами случаются такого рода превращения? Во-первых, она сняла брюки, которые обычно носит, и надела короткую юбку и легкую блузку, достала жемчужные бусы моей жены. Чистая свежая кожа, прямой, открытый взгляд производили впечатление невинности и легкого озорства. Она вся так и светилась.
Мне так хотелось видеть свою дочь счастливой. И я очень боялся, что ее что-нибудь ранит.
Элли, моя милая Элли – единственное, что у меня осталось в жизни. Элизабет умерла во время войны после долгой болезни. Самолет моего сына Джонатана упал во время сражения, за две недели до прекращения военных действий, и его тело не было найдено. Старшая дочь Лили, которая начала самостоятельную жизнь, умерла в Австралии во время родов. И ее сын пережил мать всего на две недели.
Потери обрушивались на меня одна за другой. У меня хватило душевных и физических сил пережить их и смириться с ними. Но теперь я очень боялся за Элли. Как бы чего не случилось и с ней. Я очень много передумал о моей Элли этим утром, когда ждал появления к ленчу Теренса Грея.
Остаток времени я провел довольно бестолково: то пытался писать у себя в кабинете, то шел в сад, то путался на кухне у Элли под ногами. Мне никак не удавалось ни на чем сосредоточиться. Беспокоило будущее Элли. Девочка на фотографии заставила меня еще острее ощутить свой возраст, почувствовать бремя лет. Прав ли я, задумав написать записки? Быть может, мне стоит больше думать не о прошлом, а о нынешнем, о настоящем?
Вдруг мне пришла в голову мысль: если я приступлю к исполнению задуманного, то благодаря этому Грей будет чаще навещать нас. И Элли сможет видеться с ним. Мало удовольствия для меня, но доставит радость ей: мы жили довольно уединенно, и Элли редко выходила из дома. Идея показалась мне привлекательной.
И тут-то я увидел, как в дом входит Грей. Когда я вошел следом за ним, Элли, которая все утро хлопотала на кухне, пригласила его разделить нашу скромную трапезу. Глядя, с каким радушием она приглашает гостя, я обрадовался еще больше. «Ах ты, старый дурак! – обругал я сам себя. – Как же ты раньше не догадался?»
В тот день я держался с Греем намного приветливее и постарался удержаться от едких замечаний.
В конце концов, мне не составит труда выяснить, что ему наплел Фриц, решил я, и это меня утешало. Я угостил Грея вишневой настойкой – она, как мне кажется, была довольно вкусной. И после этого, взяв его под локоть, провел в кабинет, чтобы успеть поговорить перед ленчем.
6
– Сегодня довольно прохладно, как мне показалось, и Элли даже разожгла камин. Как вам настойка? – спросил я и, не желая ходить вокруг да около, продолжил: – И как поживает старина Фриц? Узнали что-нибудь интересное? Встреча прошла с пользой?
Я устроился в кресле спиной к камину, чтобы ощущать тепло. Грей – это вошло у него в обыкновение, когда он приходил к нам, – сначала прошелся по комнате, выбирая, где ему устроиться. Его взгляд пробежал и по книжным шкафам, стоявшим у стены. И обычно перед началом разговора Грей любил пройтись мимо, разглядывая корешки книг на полках.
В это утро ритуал повторился. Я улыбнулся про себя. Как я заметил, кое-кто из гостей, осмотрев полки, пытался на основании подборки книг судить о характере владельца, его пристрастиях и вкусах. Грей относился к их числу. К его приходу я кое-что переставил в шкафу – проверить его, и мне было интересно, пройдет ли он этот тест, заметит что-нибудь.
В шкафу слева стояли толстые тома в кожаных переплетах – с них дед начал собирать свою библиотеку. Грей, проходя мимо, бросил на них заинтересованный взгляд. За ними, ближе к окну, стояли книги по естественной истории, истории войн, а за ними в сафьяновых переплетах – произведения классиков Греции и романы. Элли тщательно вытирала с книг пыль, но их брали в руки для чтения не так уж часто с тех пор, как дедушка, прививая мне любовь к познанию, занимался со мной. Лишь изредка я доставал их с полок и нараспев вслух декламировал строки из «Илиады» моему единственному слушателю – Баркеру, и ему, судя по всему, они нравились.
Грей на какой-то момент задержался возле них, а затем прошел в дальний угол, где стояли переводы на английский, а затем и классики нашей литературы – Чосер и Мэлори, его «Смерть Артура» – любимая книга моей матери и моя тоже, когда я был ребенком. Ему я обязан своим именем – Артур и Ланселот. Мельком посмотрев на «Камелота», Грей прошел мимо выстроившихся в ряд Шекспира, Мильтона, Дрейдена, Попа – поэтическая подборка, которую так любил мой погибший сын. В самом отдаленном шкафу стояли писатели XIII века: Стерн, Филдинг, Вальтер Скотт, собрание Джейн Остен, и заканчивались они томами Диккенса и Томаса Гарди. С ними соседствовала русская классика, немецкие романтики и несколько переводов с французского – писатели, с моей точки зрения (которую я не пытался навязать никому), слишком много внимания уделявшие вопросам секса.
