– Она просто ангел. Мы гуляем внизу.
– Я присоединюсь к вам, как только мы с Генри закончим.
– Это означает, что я должна уйти? Генри кивнул.
Старушка, опираясь на стульчик, засеменила к выходу.
Рот Генри скривился в извиняющейся улыбке. Энни тоже попыталась улыбнуться, но губы не слушались ее. Она положила руку на внезапно заболевший бок.
Глаза Генри были добрыми, но грустными.
– Как я уже сказал, Энни, ты в первую очередь должна думать об интересах ребенка.
– Я только об этом и думаю. Именно поэтому я предпочла искусственное оплодотворение.
Генри вопросительно поднял брови. Энни сложила руки на животе.
– У моих родителей был гнусный брак, – пояснила она. – Я и сама была замужем, и мой брак тоже оказался неудачным. Я бы хотела, чтобы у меня было так, как у Бена и Хелен или как у моего дедушки с бабушкой, но такое, видимо, бывает крайне редко. Я по своему личному опыту знаю, как тяжело для ребенка, когда его родители не любят друг друга. Поэтому я решила, что будет лучше, если я буду растить ребенка одна.
Энни вздохнула и посмотрела через окно во двор. Две пожилые женщины в инвалидных креслах направлялись в сторону клумбы с бархатцами.
– Я думала, что мой ребенок никогда не окажется между двумя огнями. Но похоже, что именно так и произошло.
Генри барабанил пальцами по ручкам своего инвалидного кресла.
– Я помогу тебе, Энни, как смогу, но ты должна подумать об этом очень серьезно. Я хочу, чтобы дома ты задала себе вопрос: ты действительно хочешь лишить свою дочь любви отца.
– Он не любит ее. Он ее даже не знает! – воскликнула Энни, но была вынуждена признать правоту Генри.
– Ты не должна забывать об этом, Энни, – сказал он мягко. – И если мистер Честейн объявится опять…
– Тут не «если», а «когда», – с горечью сказала Энни.
– Хорошо, когда он снова объявится, я советую тебе поговорить с ним по-доброму и выяснить, чего он хочет. Ничего конкретного ему не говори – не соглашайся, но и не отказывай. Твоя цель – если угодно, даже задание, которое ты должна выполнить, – это вычислить, чего он добивается. Потом позвони мне, и мы это обсудим.
– Хорошо, – вздохнула Энни. Генри нахмурился:
– Что-то ты плохо выглядишь.
– Да, я неважно себя чувствую. Не спалось.
Мягко сказано. Она крутилась и ворочалась в постели всю ночь, а утром проснулась с головной болью. И сейчас боль все усиливалась, и ее подташнивало. Начинал сказываться стресс.
Над головой заговорило радио:
– Дамы и господа, наше еженедельное соревнование по бинго в первом салоне начинается.
Энни поднялась с дивана:
– Спасибо за помощь, Генри. Я пойду заберу Маделин, чтобы Перл не пропустила игру. – Она протянула руку.
Генри тепло пожал ее:
– Я знаю, что будет трудно, но все сложится хорошо.
– Непонятно как.
– Увидишь, Энни, я окажусь прав. Ты должна в это верить.
«Веру вряд ли можно считать сильным оружием против такого противника, как Джейк Честейн», – грустно подумала Энни. Она спустилась в холл, чтобы забрать ребенка. Ей нестерпимо захотелось, чтобы дочка обвила ручонками ее шею, почувствовать ее сладкий, молочный запах. Маделин – вся ее жизнь, радость сердца. Мысль о том, что кто-то еще претендует на нее, была невыносима.
И тем не менее в ушах стояли слова Генри: «Ты действительно хочешь лишить свою дочь любви отца?»
Глава 5
Ресторан «Южный дуб» в северной части Талсы встретил в этот вечер Джейка тихим позвякиванием серебра и отличного фарфора.
Он непроизвольно напрягся, увидев Тома и Сьюзен за их обычным столиком в углу. Он не собирался рассказывать им про Маделин, однако скрыть события последних дней не удастся. Родители его погибшей жены заменили ему семью, а Том стал партнером по бизнесу. Джейк, конечно, тут же рассказал бы ему обо всем, но последние два дня Том провел на загородном юридическом семинаре.
Кивнув метрдотелю, Джейк направился в их сторону. За эти два года он ни разу здесь не появлялся, но в ресторане все оставалось по-прежнему. Ковры были мягкими, на стенах все так же висели дорогие картины, на столах стояли свежие цветы. Это был прекрасный ресторан, где серебро было настоящим, а хрусталь первоклассным. С точки зрения Джейка, здесь было, пожалуй, уж слишком солидно и спокойно, но это был любимый ресторан Тома, и Джейк часто бывал в нем с Рейчел и ее родителями.
Они перестали ходить сюда после ее смерти. Джейк, бросив взгляд на место, где она прежде сидела, почувствовал облегчение оттого, что стул убрали.
– Джейк, я так рада, что ты присоединился к нам, – сказала, улыбнувшись, Сьюзен, когда он подошел к столу.
– А я рад, что вы позвали меня. – Джейк удивился, когда его теща позвонила ему утром и пригласила пообедать вместе с ней и Томом. После смерти Рейчел она стала отшельницей.
Том жаловался Джейку, что Сьюзен почти не выходит из дома, не хочет видеть общих знакомых, перестала заниматься благотворительностью – делом своей жизни. По словам Тома, она иногда целыми днями не вставала с постели.
Когда Джейк бывал у них на праздничных обедах или барбекю, которые Том устраивал у бассейна, она, как всегда, была безупречно одета и накрашена, но глаза оставались безжизненными. Сьюзен не участвовала в общих разговорах, молчала и лишь изредка отвечала на вопросы.
В последнее свое посещение Джейк спросил Тома:
– Она сердится на меня?
– За что?
Джейк отвернулся, не в силах выдержать взгляд Тома.
– Если бы я сам поехал в аэропорт встретить родителей, а не попросил Рейчел, она была бы жива.
Тесть отечески потрепал Джейка по плечу:
– Не говори глупостей. Сьюзен ни в чем тебя не обвиняет, так же как и я.
Том печально улыбнулся:
– Она со всеми сдержана, особенно со мной.
Судя по тому, как тепло Сьюзен улыбнулась сейчас Джейку, она пришла в себя. Она выглядела такой, какой Джейк ее всегда помнил, – любящей жизнь и активно интересующейся всем, что происходит вокруг. И всегда беспокоящейся о комфорте и благополучии других.
Джейк, наклонившись, поцеловал ее в щеку и почувствовал запах ее духов. Он запомнил название любимых духов Сьюзен, потому что однажды Рейчел попросила его купить их, когда была его очередь приобретать рождественские подарки. Воспоминание вызвало боль.
Джейк, пытаясь справиться с ней, улыбнулся:
– Выглядите превосходно.
Это не было пустым комплиментом, Сьюзен в свои пятьдесят пять выглядела на десять лет моложе. Стройная фигура, гладкая бледная кожа, темные волосы собраны в стильный французский пучок. Простое черное платье и жемчужное ожерелье смотрелись на ней потрясающе.
