— Ты сама себя наказываешь, — послышался за спиной негромкий голос, и две руки нежно легли ей на плечи.
Она даже не вздрогнула, как будто знала и ждала, что все так и произойдет, — бесшумное внезапное появление Филиппа, его голос, нарушивший сонную тишину сада, и нежное прикосновение рук.
Кончиками пальцев он поглаживал ее успевшие загореть плечи, а она думала: нет, это ты наказываешь меня, заставляя взглянуть на себя со стороны и увидеть свои недостатки, в которых не хочешь признаться.
— Слишком много солнца для первого дня, ты обгоришь. — Он приподнял сзади ее волосы и прильнул губами к шее. — Вкус соли и женщины. — Каким бархатным мог становиться его голос.
В голове Мишель все поплыло, и не только солнце было тому причиной. Захотелось рвануться прочь, чтобы между ними снова установилась та дистанция, которая разделила их после той первой брачной ночи, но не хватало сил заставить ноги двигаться. Вместо этого Мишель слабым голосом сказала:
— Я собиралась спуститься вниз, в тень.
Тело ее обмякло, и она прислонилась к Филиппу спиной. Его ладони скользнули по голым рукам и поддержали ее за локти.
Если бы год назад он вот так же подошел к ней и дотронулся, она отскочила бы от неге как испуганный кролик, чтобы не позволить ему зайти слишком далеко и лишний раз убедиться в ее фригидности. Но в тот момент она двинуться с места не могла, да и не хотела, продолжая неосознанно прижиматься к нему.
— У меня есть идея получше.
Он обнял ее за талию. Оказавшись всем телом прижатой к нему, Мишель испытала шок, ощутив сзади прикосновение его твердого члена, и чуть не потеряла сознание от такого контакта. Ей вдруг захотелось, чтобы его руки поднялись выше и дотронулись до набухших грудей с затвердевшими сосками, торчавшими под шелковой тканью. Хотелось кричать, умолять его об этом, но, к счастью, в этот момент он сказал:
— Сейчас мы вернемся в дом, ты сможешь принять душ и отдохнуть. В полном одиночестве. Я не стану приставать к тебе… если из-за этого ты торчишь здесь рискуя получить солнечный удар. Потом мы отправимся куда-нибудь поужинать. Не могу больше видеть грязную посуду!
Он неторопливо двинулся в сторону дома шагая легко и грациозно. Мишель с пылающим лицом шла за ним. Филипп даже не заметил, каким послушным стало ее тело, изнывающее от жажды его ласк, как участилось ее дыхание. Впрочем, имея за плечами горький опыт столкновения с ее холодностью, Филипп мог и не заметить, ведь он не ожидал такой перемены. Тогда сам собой напрашивается вопрос: зачем он вообще продолжает настаивать на общей постели? Ну конечно, чтобы наказать ее. Что свидетельствует о его жестокости, бесчувственном сердце и презрении к ней. Для него она всего лишь подопытный кролик. С помощью этого эксперимента он желает избавиться от домогательств со стороны Беатрис и настырных приставаний матери и теток.
Ладно, ради Пола она готова потерпеть три месяца. Раз Филиппу в постели нужна бесчувственная кукла, то он ее и получит. А о своем желании, причинявшем ей страдания, придется забыть. Как она тогда, в их первую брачную ночь, хотела Филиппа, но, когда дошло до дела, превратилась в кусок льда. Такое может повториться. Скоро ему надоест, и он отселит ее в отдельную комнату. А это будет означать конец затеянного им эксперимента.
6
— Ты в состоянии дойти до дому?
В голосе Филиппа прорывалось сдерживаемое веселье, и глаза Мишель, устремленные на него, светились радостью.
Как он хорош в лунном свете, выглядит как киногерой. Впрочем, когда он выглядел иначе?
— Ну… может, один бокал вина был лишним…
— Думаешь, только один?
— Конечно. — Она сморщила нос, глядя на него. — К тому же я ела как лошадь… Какие были лангусты и этот соус! Просто объедение! — Она поцеловала кончики пальцев и захихикала. — Придется дойти, выбора у меня нет. Если только ты не предложишь мне свои услуги и не донесешь меня.
Прежде чем ответить, Филипп окинул ее долгим оценивающим взглядом с головы до ног. Мишель снова ощутила то взаимное сексуальное влечение, которое в течение вечера проявлялось раз или два… а может, двести раз. Подул ночной бриз, и ее легкое элегантное платье плотно облепило ее фигуру, открывая любовному взгляду Филиппа все изгибы. От приступа желания Мишель дрожала, ноги ее стали ватными.
— Донести не проблема, но, полагаю, прогулка поможет тебе протрезветь.
— Я не пьяная!
— Будем считать, что ты навеселе?
Он больше не улыбался, линия его губ стала жесткой, и Мишель захотелось дотянуться до них, чтобы прикоснуться к ним своими губами и смягчить их, напомнив о том, что ждет их этой ночью.
— Совсем чуть-чуть. — Мишель старалась говорить высокомерно, но ей это никак не удавалось. Куда же девалось ее сопротивление? Филипп больше не раздражал ее, и у нее не возникало никакой потребности обороняться от него.
Вечер они провели в маленьком ресторанчике, недалеко от особняка. Там все было чудесно, и если она и выпила слишком много вина, то исключительно для того, чтобы притупились чувства в преддверии ночи и чтобы не было так страшно.
Вместо этого, как она поняла, алкоголь, проникнув в кровь, возбудил в ней сексуальный голод и заставил льнуть к нему, с нетерпением ждать его любовных ласк. Опираясь на руку Филиппа, Мишель подумала, что на этот раз она, похоже, не будет вести себя как замороженная рыба.
Они шли по узким улочкам старой части города. Ветер с Мексиканского залива, влажный и теплый, доносил запахи моря, которые смешивались с ароматами ночных цветов. Ей действительно нравился этот город, она была счастлива, что снова оказалась здесь вместе с Филиппом, и сознание этого кружило ей голову больше, чем выпитое вино.
— Я и забыла, как успокаивающе действует на меня этот город, — сказала Мишель, вздохнула и уронила свою курчавую головку на его широкое плечо.
— Ты имеешь в виду Новый Орлеан или выпитое вино? — сухо спросил Филипп и обхватил ее за талию, чтобы удобнее было ее поддерживать. — Осталось немного, мы почти пришли.
Дом… Как приятно слышать это слово! Если бы и вправду у них был общий дом… Глаза Мишель наполнились слезами. Если бы они могли остаться здесь навсегда, подальше от…
— Ой! — вскрикнула Мишель от боли, споткнувшись о выступавший булыжник мостовой.
Все несчастья моментально были забыты, как только Филипп, мрачно буркнув, подхватил ее на руки и понес к дому.
— В наш медовый месяц ты не перенес меня через порог, — пролепетала она, но слова звучали невнятно, потому что язык плохо слушался ее.
Неожиданно на нее напал приступ неудержимого смеха. И все это не из-за выпитого вина, подумала она, а потому что самый великолепный мужчина в мире держит ее на руках, прижимая к широкой груди. Руки ее обвивали его за шею, и их лица почти соприкасались. Так что можно было запросто поцеловать его…
