— От кофе не откажусь.
— Может быть, ты все же возьмешь круассан? — упрашивал Луи.
Флер покачала головой:
— Нет, не хочу, но кофе попрошу погорячее, если можно.
Наполняя ей чашку, Луи заметил, что Флер нервно поглядывает на дверь и судорожно теребит салфетку. Ей было явно не по себе.
— Ален не просил его подождать?.. — после паузы спросил он. Когда же Флер снова, молча, покачала головой, он нахмурился. — Сейчас я еду на фабрику, вообще-то мы собирались ехать вместе, но, если он ничего не просил передать, я больше не могу терять время. Поедешь со мной или у тебя другие планы?
Даже не допив чашечку, Флер вскочила.
— Я с удовольствием поеду с тобой, Луи! — воскликнула она. — Только поднимусь за сумочкой, ладно?
— Погоди! — улыбнулся Луи, видя ее нетерпение. — Ты совсем ничего не поела, так нельзя.
— Ерунда, я сыта по горло! — усмехнулась Флер и быстро вышла.
В любой другой день Флер пришла бы в полный восторг при виде картины, открывшейся им по дороге к фабрике. Просторы дышали покоем. Они ехали мимо необъятных полей, засаженных розами, жасмином, и аромат цветов, казалось, делал воздух густым. Стараясь не возвращаться к собственным мыслям, Флер прислушивалась к рассказам Луи о парфюмерной промышленности, который великодушно не ждал от нее участия в разговоре. Кое-что Флер все-таки запомнила. Оказывается, семьсот цветков дают литр духов, из десяти фунтов лепестков роз выходит два фунта эссенции.
Флер задумчиво помахала рукой сборщикам цветов, которые оторвались от своего нелегкого труда, чтобы поприветствовать пассажиров, проезжавшего мимо автомобиля, и снова, как пчелы, принялись за свое дело.
Луи хмуро улыбнулся, когда, услышав от него имя Алена, девушка непроизвольно переспросила:
— По-твоему, Ален личность выдающаяся?..
Проклиная внезапный укол ревности, пронзивший ему сердце, Луи повторил свои последние слова:
— Как я уже тебе говорил, в мире всего пятнадцать человек, которые способны различать шесть тысяч различных запахов. В настоящее время двенадцать из них живут в Грассе. Ален, конечно, один из них.
— А ты, Луи? — с участием сказала Флер.
Луи с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее.
— Я уверена, что и ты не последний человек в своем деле, просто почему-то не хочешь в этом признаться. Почему?..
— Во всем, чем бы мы ни занимались, Ален всегда превосходил меня, и я понял — соревноваться с ним бесполезно. Давным-давно было решено, что я — де Тревиль номер два. — В его голосе слышалась едва заметная горечь. — Отец Алена и мой отец были близнецами, и всего из-за десяти минут разницы в рождении, его отец унаследовал замок и поместье, а моему пришлось довольствоваться тем, что осталось. Я был еще ребенком, когда оба моих родителя погибли в авиакатастрофе. Моя тетушка, которую я тоже всегда называл maman, привезла меня сюда; с тех пор я так и живу здесь. Даже в школе я существовал в тени славы Алена. Он — предмет, а я — тень…
Его уныние расстроило Флер, и она, нагнувшись к нему, попыталась его утешить:
— Это ребячество, Луи! Пообещай, что никогда больше не будешь так думать!
Ее искреннее беспокойство, близость розовых, пухлых, невинно, как у ребенка, приоткрытых губ совсем лишили его разумной предосторожности, и, прежде чем Луи успел сообразить, что делает, он уже целовал ее сладкий рот.
Флер немедленно отодвинулась. Она была шокирована, а он принялся оправдываться:
— Извини, Флер, мне очень стыдно! Я сделал это под влиянием порыва. Ты была такая милая, так беспокоилась обо мне, что я не смог устоять. Ну, пожалуйста, прости меня!
Впервые в своей жизни он не на шутку встревожился. Флер для него представляла все то, что он когда-то искал в женщине, искал, а потом бросил, решив не гоняться за сказкой. И самое мучительное — теперь, когда он встретил именно такую женщину, оказалось, что она принадлежит единственному человеку в мире, который всегда стоит на его пути, — его кузену. Человеку властному, эгоистичному, даже жестокому, ставшему карой семьи, особенно после несчастья, которое с ним случилось.
Необычайно встревоженный вид Луи убедил Флер, что он искренне сожалеет о своем поцелуе. Честно говоря, она отнесла сей поступок на счет его юной непосредственности и тут же его простила.
— Хорошо, я прощаю тебя, но чтобы больше этого не было! — сказала она нарочито сурово.
И, только заметив, как скривились уголки его губ, Флер поняла, какой, наверное, она показалась ему чопорной и строгой — как классная дама, которая бранит школьника, и невольно заулыбалась.
Через миг лед был сломан, и они оба расхохотались. Искренне, от всей души. Луи даже уткнулся в руль и остановил машину. Наконец, он справился с приступом веселья и сказал:
— Спасибо, милая Флер, для меня день без смеха — потерянный день!
Флер, позабывшая все грустные мысли, светло улыбнулась в ответ:
— Спасибо и тебе, Луи, я тоже когда-то была хохотушкой…
— Тогда я рад, что помог тебе это вспомнить, — отвечал он и тут же стал серьезным, как только вспомнил, какой несчастной была Флер утром. — Надо будет целовать тебя почаще, особенно когда ты в плохом настроении.
Флер фыркнула, понимая, что он шутит. Подъехав к Грассу, они были по-прежнему в веселом, даже озорном настроении. Луи поставил машину на стоянку, откуда открывался, захватывающий дух, вид на окрестности и цветочные поля.
— Послушай, Флер, мне нет необходимости идти на фабрику прямо сейчас. Давай сначала я покажу тебе город — мне кажется, он тебе понравится. Потом пообедаем в отеле — я знаю, где тут самая лучшая кухня. Ну как, согласна?
Ее не надо было долго уговаривать. Солнце ярко светило, небо было безоблачным. Кроме того, на фабрике она могла случайно встретить Алена… Взявшись за руки, они спустились с горной террасы в старую часть города.
Луи оказался отличным гидом. Он показал дома восемнадцатого века, опоясанные колоннадами, старый, ранней готической постройки собор, потом они долго бродили по лабиринту крошечных улочек, где дома располагались на склоне холма, а ступеньки, ведущие к парадным дверям, украшались ящиками с цветущими растениями. Возле подъездов сидели старушки в черных платьях и безупречно чистых передниках, спрятав головы от солнца под белыми муслиновыми чепцами; они беседовали с соседками или приглядывали за детишками, играющими на мощенной булыжниками улице. Флер была зачарована всем, что видела, и могла бы часами бродить между крохотными лавочками, где продавалось все — начиная от горшков и кастрюль до старинных украшений и картин…
— Нам надо возвращаться, если мы хотим поесть перед тем, как идти на фабрику, но как-нибудь, когда будет время, я снова привезу тебя сюда — тогда будешь ходить здесь, сколько захочешь.
— Чудесно, — вздохнула Флер. — А нам хватит времени пообедать? Может быть, лучше сразу отправиться на фабрику?
