И куда это она пошла с этим Максом? Что, если запрутся в директорском кабинете… А она, как дура, сидит тут, слушает этих грамотеев! И это профессионалка, получившая строгий наказ босса глаз не спускать с его жены?
Но тут прозвенел звонок на урок, школьники помчались в свои классы, а из калитки (ее как таковой не было, два столбика по сторонам асфальтовой дорожки) вышла Валентина, села рядом с Самантой.
— Злишься? — спросила девушку. — Макс педагог и не любит фамильярности. А вообще он классный парень. Познакомишься поближе, он сам предложит называть его просто Макс.
— Да нет, я тут слушала речи ваших грамотеев, много интересного узнала.
— Что именно?
— В Москве, оказывается, мужики делают бабки, а женщины возят их, чтобы на сторону не сдернули. Прикинь, да?
— Глядя на тебя, я бы тоже так решила, — засмеялась Валентина. — Поехали домой.
В кабинете Лугового сидели двое мужчин, один среднего возраста, с черными усами, явно кавказской национальности, другой — пожилой, лысый, с носом картошкой и мясистыми влажными губами, потому что имел привычку облизывать их языком во время важных переговоров.
— Твои «Черные глаза», Павел Иванович, очень замечательное вино, — сказал черноусый. — Идет на ура, понимаешь? Возьмем три тыщи бутылок, но по сорок пять.
— Дорогой Резо, мои «Черные глаза» везде идут хорошо. Полтинник — отличная цена, — усмехнулся Луговой. — Три тыщи — это солидная партия, но у меня и Плавнинск просит, и Краснодар. Вино не залежится, так что уступать мне совсем незачем. Смысла нет, понимаешь?
— Глаза у тебя, Паша, совсем не черные, — задумчиво сказал пожилой.
— Это верно, Вася, верно. Но и черные — тоже мои, понимаешь?
— Больше партия — больше скидки должны быть, Паша. Это закон бизнеса, оптовой торговли.
— Я могу дать в Армавир больше, это и есть скидка, Вася. Вы же продаете вино по восемьдесят пять на круг, а это с трех тыщ бутылок больше «лимона» чистогана. Товар идет хорошо, прибыль гарантирована, это я мог бы увеличить отпускную цену. Но не делаю этого. А сбавить — извини.
— Павел Иванович, нехорошо считать чужие доходы. Но если так, то мы сами знаем, какая себестоимость. Даже по сорок пять, слушай, ты имеешь не Меньше «лимона» чистяка. А у тебя еще «Южная ночь», хорошее вино, слушай, тоже возьмем, есть бормотуха для села очень приличная и недорогая, водка.
— Водочку очень рекомендую, Резо. «Левобережная» — особая водка, такой в Армавире нет. Бери три тыщи бутылок, отдам по тридцать. Элитная водка, по спецрецепту изготовлена. И не скромничай, вы же не только питьем торгуете, многое в Армавире контролируете, зачем, дорогой, прибедняешься?
Пожилой мужчина в очередной раз облизнул мясистые губы, нервно передернул покатыми плечами.
— Паша, дела идут не так хорошо, как ты думаешь. Менты оборзели совсем, левый товар давят, а за него бабки уплочены. Людей сажают, чтобы все контролировать и самим не лопухнуться, нужны большие бабки. Мы твои давние клиенты, работаем вместе уже десять лет. Помнишь, помогали тебе?
— Почему, Павел Иванович, не хочешь нам помочь, а? — встрял черноусый Резо.
— Да перестаньте, мужики! Что значит, помогали? Вы покупали мое вино, солидные капиталы на нем наваривали всегда. Пусть даже то «Черные глаза» было не совсем качественным. Но ведь прибыль-то имели, верно? Мы совершенствуем технологию, вкладываем средства в новое оборудование, готовимся, так сказать, выйти на мировой уровень. Вы знаете, что идут переговоры с солидной испанской фирмой? Они вкладывают солидные бабки в реконструкцию и будут продавать мое вино в Европе под своей маркой. А это совсем другие бабки. Там такое вино оптом по полтора доллара не уходит. Минимум — пять! А раскрутим марку — и все десять будут. Прибыль — пополам, пять мне, пять им. А пять долларов за бутылку — это тебе не пятьдесят рублей! Даже два с половиной — тоже не пятьдесят рублей. Смекаешь?
— Короче, какое твое слово, Паша?
— Ты его слышал, Вася.
— Понял. Ну, лады, помозговать надо, все просчитать. Через недельку свяжусь, скажу, чего решил.
— Смотри, не опоздай, Вася. Станичники тоже активизировались, нравится им мое вино. Сильно там не накручивают, по шестьдесят пять — семьдесят продают, но прибыль имеют стабильную. С будущего октябрьского розлива уже тыща бутылок улетела.
— Все правильно понял. Ну, бывай, Паша!
Оба армавирских торговца встали со стульев, пожали директору завода руку и удалились.
— Козел он! — горячился Резо, когда спускались по лестнице к выходу из административной двухэтажки. — Совсем не уважает нас! Испанцев хочет!
— Не кипятись, подумаем, как его урезонить.
На выходе их ждал высокий худой мужчина лет сорока, генеральный менеджер завода.
— Ну что? — спросил он.
— Плакал твой рубль с бутылки, Боря, — мрачно ответил пожилой. — Не хочет уступать.
— Почему не хочет? — снова вскипел горячий Резо. — Ты сказал, говорил с ним, может уступить!
— Согласен был, но станичники со всего района да из других тоже активизировались. А у самого Лугового крыша поехала на почве ревности. Вбил себе в голову, что его красотка изменяет с директором школы. Следит за ней постоянно.
— А она не изменяет? — спросил пожилой.
— Откуда я знаю? Он так думает, вот и дергается.
— Это интересно… А ты второй человек тут, правильно толкую?
— Правильно.
— И если что — станешь первым, так?
— Возможно, как общее собрание решит.
— Как надо, так и решит. И ты отдашь нам «Черные глаза» по сорок, а пять с каждой бутылки — твои, так?
— Почему нет?
— Ты умный мужик, Боря. Будем считать, что мы договорились. Пошли, Резо.
— Чего договорились, Вася? — не понял Резо.
— Пошли-пошли, у нас нету времени лишний базар тут разводить. В машине все растолкую.
Покупатели вышли во двор, сели в черную «вольво», и машина рванула к воротам, которые тут же распахнулись, выпуская ее в славный город Армавир. Борис Дмитриевич Горилко тоже вышел во двор, покачал головой, глядя вслед гостям. Если они решат что-то изменить в руководстве завода — это их проблема, он ничего про это не знает и знать не желает. Но от должности директора не откажется и свои обещания выполнит.
А в это время Луговой, раздосадованный тем, что очевидная сделка сорвалась, вспомнил о своей жене. Велел водителю Гене заводить «мерседес» и ждать его. Через пятнадцать минут он уже выходил из машины у своего дома, не видя, как водитель презрительно усмехается, глядя ему вслед.
Луговой стремительно вошел в дом, остановился, глядя на упругие ягодицы жены, которая, стоя на коленях, мыла пол в прихожей. А тренировочный костюм так обтягивал их, что…
