Он будет ее возлюбленным. Она ждала этого, мечтала об этом. Но не сейчас, когда почти потеряла контроль над собой. Клэр открыла было рот, чтобы попросить его остановиться. Но вместо слов из груди вырвался стон — влажным горячим языком он ласкал её сосок и, казалось, маленькие молнии разбегались от этой крошечной точки по всему телу. Она обхватила его за голову, перебирая волосы.
Оттолкни его, говорил ей один голос. Прижми его к себе, шептал второй.
Желание пронзило ее с новой силой. Он умело ласкал ее, делая все то, о чем она только читала в книгах, не веря, что когда-нибудь это произойдет с ней самой.
Надо немедленно остановиться! Если он остановится, я умру! Его волосы под ее пальцами были как шелк. Она подавила стон наслаждения. Как просто было бы отдаться ему сейчас, здесь, на мягкой зеленой траве, в тени тополей, под бледно-голубым канзасским небом. Она хотела его.
Но не была готова. Пока.
— Тони. — Опять это был стон: он нежно теребил пальцами ее набухший сосок — чувства переполняли ее. Ведь они почти не разговаривали последнюю неделю, а сейчас готовы в любой момент потерять голову. Ей нужно время. — Нет, Тони!
Удивительно, как это она смогла вообще что-то выговорить. Но Тони услышал ее и внезапно замер.
Мгновение он не двигался, прижимаясь щекой к ее бархатной груди, бедром касаясь ее бедра.
Ее можно легко переубедить, пронеслось в голове мужчины. Она дрожала и трепетала в его объятиях, еще немного — и он получит то, чего так жаждет, чего они жаждут оба. Он мог заставить ее отбросить сомнения, забыть все, помня лишь об одном — как им хорошо вдвоем.
Клэр видела, каких усилий стоило Тони поднять голову, отстраниться от нее. Она вдруг пожалела, что остановила его. Особенно тяжело было встретиться с его пылающим взглядом.
— Я не готова, — прошептала она, слегка покраснев, ведь тяжесть внизу живота указывала на то, что она лжет.
— Хорошо. — Голос Тони был более хриплым, чем обычно. Он все еще прижимался к ней бедром, и она поняла, насколько он возбужден. Ее охватило чувство вины, она вспомнила, как бабушка рассказывала, что порой происходит с девушками, которые дразнят мужчин.
— Прости. Мне надо было сказать раньше.
— Но, насколько я помню, я не дал тебе такой возможности.
Он провел рукой по ее животу, и она вздрогнула, кожа стала такой чувствительной, что она ощущала прикосновение каждого пальца в отдельности.
— Но я не должна была… доводить… — Она смешалась, заметив озорные искорки в его глазах. Вот уж чего она никак не ожидала в этот момент!
— Ты извиняешься, потому что считаешь, будто я испытываю агонию?
— Я знаю, это болезненно для мужчины… — смутившись, начала она.
— Оставь эти сказки, солнышко. Их выдумали мальчики-подростки, чтобы убедить девочек-несмышленышей потерять невинность на заднем сиденье какого-нибудь старого «шевроле».
Клэр вспыхнула от его слов, но глаз не отвела.
— А ты? Я имею в виду…
— Признаю, что чувствую себя не самым лучшим образом, — усмехнулся он. Боже, как он врал! У него все тело ломило. — Мне не хуже, чем тебе, — продолжал он, проводя пальцем по идеальной коже ее живота и чувствуя ответную дрожь. — Просто мужчины, в отличие от женщин, не могут скрыть своего возбуждения.
— Тебе все равно?
— Мне не все равно, но я выживу, — засмеялся он, Клэр же уловила в смехе горечь и обрадовалась. Ей хотелось, чтобы он испытал хотя бы легкое разочарование.
Кончиком пальца он опять провел по ее груди, она с трудом перевела дыхание, пытаясь справиться с волнением.
— Тони…
— Я не собираюсь переубеждать тебя. Но что плохого в петтинге?
— Петтинг? Ты имеешь в виду то, чем занимаются подростки в машине? — осторожно спросила она.
— Это разрешается после семнадцати, — усмехнулся он.
— Ну, я не знаю…
Он остановил ее, закрыв рот поцелуем, и Клэр забыла, что хотела сказать.
— Не волнуйся, я не буду делать ничего против твоей воли, — хрипло проговорил Тони, медленно водя большим пальцем вокруг набухшего соска. — Не будем раздеваться. Просто немного узнаем друг друга.
Она всегда думала, что познание связано больше с умственной деятельностью: говорить о книгах, которые любили в детстве, о международном положении… Язык Тони замер на пульсирующей жилке на шее, она непроизвольно выгнулась ему навстречу. Вот, оказывается, как можно узнавать друг друга. Вариант Тони, несомненно, был лучше.
— Представь, тебе семнадцать и мы в машине моего отца — в «шевроле» пятьдесят шестого года выпуска, — говорил он, целуя ее хрупкую ключицу. — Мы остановились в конце длинной пустынной дороги, над нами сияют звезды. Расстегни мне рубашку.
— Ты сумасшедший. Сейчас же надень. — Но дрожащие пальцы уже сами расстегивали пуговицы.
— Шшш. — Он слегка укусил ее за губу — сладостное наказание за неумение абстрагироваться от окружающей действительности. — Уже двенадцатый час, а я пообещал твоему отцу привезти тебя домой в полночь. Времени мало, а успеть нам нужно много.
Клэр заворожено водила пальцами по темным завиткам на его груди, слушая его завораживающий голос.
Тони понятия не имел, зачем так мучает себя, вместо того, чтобы остановить ее, встать, оседлать лошадь и уехать подальше. Правда, в таком состоянии скакать в седле было бы неудобно, а от нее так чудесно пахнет…
— Слышишь, как стрекочут сверчки за окнами машины? — шепнул он ей на ухо.
Клэр не слышала ничего, кроме оглушительного биения своего сердца. Он крепко сжимал ее в объятиях, волосы на его груди щекотали ей соски.
— Никогда в жизни… не целовалась в машине, — в истоме прошептала она.
— Что ж, наверстаем упущенное.
Ее кожа покрылась мурашками.
— Это безумие, — опять прошептала она, подставляя губы для поцелуя и уже почти веря, что за окном машины стрекочут сверчки.
6
— Хочу разобрать двигатель, — сказал Питер, открывая капот машины.
— По-моему, легче сделать маленькую ядерную бомбу, — покачала головой Клэр, заглядывая внутрь машины. — Надеюсь, тебя не надули, и ты заплатил за эту штуку не очень дорого.
— Эта штука — настоящее сокровище, — возразил Питер, с гордостью посмотрев на разбитый «корветт». — У него объем четыреста шестьдесят лошадиных сил — самый мощный двигатель.
— Но сейчас это просто хлам, — в доказательство своих слов Клэр указала на дырку в крыле.
— Такого двигателя больше нет, — стоял на своем Питер. — Вот что важно.
— Но здесь потребуется уйма работы.
— Это же необработанный алмаз!