— Не догадываешься?
— Кажется… Кажется, догадываюсь! Неужели нашу очаровательную мартышку?
Алина только кивнула в ответ, чувствуя, что горло сдавило от надвигающегося приступа хохота.
— Ну ты даешь! — спустя какое-то время выдавила из себя Наташа сквозь выступившие на глазах от смеха слезы. — Это ж надо было до такого додуматься! И как это тебе в голову пришло?
— Сама не знаю. Просто захотелось сделать какую-нибудь мелкую пакость, вот я и сделала…
— Ну, молодец, подруга. Чувство юмора присутствует — значит, жить будешь!
— Чувство юмора, говоришь, — вздохнула Алина, постепенно приходя в себя и начиная задумываться над своим поступком, который казался ей теперь совершенно нелепым. — А по-моему, это не чувство юмора, а чувство глупости…
— Так это же еще лучше! — снова ободрила ее Наташа. — Способность человека сознательно совершать глупости — гарантия будущего счастья!
— Что-то не слышала я раньше о такой зависимости, — возразила Алина, чувствуя нарастающее раскаяние: в самом деле, пятнадцатилетние школьницы, и то — только самые глупые, так себя ведут.
— Вот теперь услышала. Молодец, классно придумала, — продолжала восхищаться Наташа. — Пусть полюбуется эта стерва… Только вот что мы будем делать, когда придет хозяин обезьяньих фотографий?
— Будем надеяться, что он сегодня не придет. — Алина посмотрела на часы. — До конца смены всего лишь час с небольшим. А если придет…
— Ну, ничего. Разберёмся в конце концов, извинимся… В первый раз, что ли? Всякое ведь бывает, сама знаешь. Я думаю, этот парень вернет нам наши обезьяньи снимки? Не сегодня, так завтра…
— Не он, так она, — продолжила Алина. — Представляешь, какой скандал она нам тут устроит?
— Да уж, представляю… Ничего, справимся. И не с такими справлялись! Послушай… А ты не заметила, как он на тебя смотрел?
— Он не на меня смотрел, Наташа. Он просто смотрел.
— На тебя. Может, и просто, но — на тебя…
— Ладно, хватит. Довольно на сегодня глупостей, хоть ты от них воздержись…
— Не глупости, — упрямо возразила Наташа. — Я же видела…
— Да прекрати наконец! — Алина не на шутку разозлилась. — Ну что ты в самом деле!
— Ладно, все. Не буду больше. Черт бы с ним, и с ней, и вообще…
Закончив фразу совершенно неопределенно, Наташа раскрыла журнал, уселась на табуретку и принялась сверять кассу. Она всегда этим занималась в конце рабочего дня, добровольно взяв на себя обязанности бухгалтера, потому что Алина с математикой не слишком дружила. Каждодневные подсчеты были обязанностью Наташи, а все клиенты, приходящие после пяти часов вечера, — обязанностью Алины. Алина вздохнула, снова покосившись на часы. Впрочем, в тот день поздних клиентов было не так уж и много…
— Все! — выдохнула Наташа, с шумом захлопнув общую тетрадку. — Подбила! Собираемся!
Часы показывали без семи минут шесть.
— Собираемся, — облегченно вздохнув, согласилась Алина.
Этот день на самом деле был тяжелым. Даже слишком тяжелым. Хорошо, что он наконец закончился…
Размышления Алины прервал телефонный звонок. Она оглянулась: Наташа доставала из кармана мобильник.
— Алло! Да, уже заканчиваю, а что случилось? Как? Серьезно? Сейчас буду, сейчас поймаю такси и…
— Что случилось? — спросила Алина, заметив, как изменилось выражение лица подруги.
— С отцом плохо. «Скорую» вызвали, сейчас в больницу повезут… Черт, говорили ведь, тысячу раз говорили — нельзя тебе пить! Так нет ведь… Я побегу, Алина, ладно?
— Беги, конечно. Я тут все сделаю, все закрою… В какую больницу-то?
— Во вторую городскую. — Наташа схватила сумку, провела ладонью по волосам и выскочила за дверь.
— Позвони потом, расскажи, как там у вас! — бросила ей вслед Алина. Та только махнула рукой в ответ.
Не торопясь Алина закрыла на ключ кассу, расставила по местам коробки с фотоаппаратами. Заперла дверь в подсобку, огляделась вокруг: оставалось только выключить свет. Сигнализации в отделе не было, она была общей на весь магазин.
Достала из сумочки пудреницу, привычно провела по щекам пуховкой, по губам — помадой. Задвинула пластиковое окошко, перекинула сумку через плечо и вышла в опустевший холл универмага, Вздохнула, вспомнив вдруг о том, что они с Наташей собирались провести этот вечер в кафе. Что ж, не судьба. Придется идти домой, общаться с плитой и телевизором…
«Так и не пришел. Значит, не смотрел фотографии», — мелькнула вдруг мысль. Она не успела продолжить свои размышления, потому что именно в этот момент за спиной у нее раздался голос:
— Девушка, вам, кажется, придется на минутку задержаться…
Медленно обернувшись, она подняла глаза и снова столкнулась с его взглядом. Удивилась: бывает же такое, чтобы человек каждый раз казался настолько разным. Сначала — ранимым, потом — самоуверенным, а теперь… Теперь это вообще было ни на что не похоже. Выражение его глаз просто не поддавалось расшифровке.
— Что вы на меня так смотрите?
— Я? Это вы на меня так смотрите, — возразила Алина.
— Согласен. Получается, мы с вами смотрим друг на друга, что вполне логично, поскольку мы общаемся.
— Мы общаемся? И по какому поводу, интересно, мы общаемся?
— А вы меня не помните?
— Не помню, — откровенно солгала Алина и тут же подумала, что никогда не умела врать.
Не получилось и на этот раз: он моментально ее расшифровал.
— А вот и неправда. Таких, как я, не забывают.
— Что ж, видимо, я — исключение из вашего правила, — холодно возразила Алина.
Он вдруг улыбнулся:
— Не обращайте внимания. Это у меня шутки такие дурацкие. Просто я в некотором замешательстве… Видите ли, вы перепутали фотографии.
— Я перепутала фотографии? Какие еще фотографии? — Алина изо всех сил пыталась достойно сыграть свою роль.
— А вот какие. — Он с готовностью протянул ей знакомый конверт. — Посмотрите.
Алина послушно открыла конверт и просмотрела несколько виденных уже раньше снимков.
— И что? Это не ваша… обезьянка? У вас была какая-то другая? — спросила она с искренним сожалением.
— У меня, видите ли, вообще не было обезьянки. Никогда, — ответил он серьезно, и только глаза смеялись.
Алина успела заметить это, бросив на него мимолетный взгляд. Увидела, как они лукаво прищурились, как задорно взметнулась вверх едва обозначенная сеточка мелких морщин.
— Не было? — посочувствовала Алина.
— Не было. У меня на фотографиях вообще-то девушка была, а не обезьянка.