– Но я не собираюсь никого обманывать. Я собираюсь действительно помогать. То есть делать то, что умею и чему меня учили.
– Ой, ну ради Бога, кто ж тебе мешает – делай, помогай, не обманывай. Главное, чтобы было кого. И здесь ты гениально проинтуичила. Хвалю. Большинство этих Кассандр – полуграмотные лимитчицы, которые начинали с того, что за трешку гадали соседкам по общежитию. А ты л‹е, черт возьми, профессионал. Плюс немного поработать над PRом, плюс грамотная, лучше скрытая, реклама, но это моя сфера. Отлично. Однако, знаешь, русский вариант не пройдет. Ниша переполнена – все эти Ксении, Марии, Анны. Нет, нужна басурманщина. У нас ее любят и чтят во всем. От пива и шмотья до докторов. Что ж, пора появиться зарубежной колдунье.
– Послушай, ты не увлекаешься? Я не хочу устраивать из своей работы цирк.
– Заткнись. Сказано же было, работать будешь как умеешь, а уж антураж… тут твоих мозгов недостаточно. Молчи и слушай, я, можно сказать, на тебя сейчас работаю. И причем бесплатно. Пока. – Бунин коротко рассмеялся, но идея уже захватила его и даже на хамство ему было жаль тратить время. – Значит, так. Запад. Америка? Нет, не годится, нет исторических традиций, корней, предков-вампиров, дедов-колдунов. Европа. Румыния. Трансильвания. Там вся нечисть во главе с Дракулой водится. Нет, тоже не годится. Отпугнем. Германия? Зигфрид, валькирии, Нибелунги. Нет, что-то не то. Почему не то? Понял! Историческая неприязнь. Правильно. Фрицы недобитые. Франция? Хорошо. История богатая. Екатерина Медичи со своим Нострадамусом… К тому же ты действительно там училась. Язык опять лее в порядке, на всякий случай. Отлично! Франция. Теперь имя. Имя, имя…
Имя, знаешь ли, в нашем деле – половина успеха. Имя. Лариса. Клариса? Нет. Лаура, Луиза, Люсия?.. Нет. Все какие-то куртизанки. Лоран. О! Лоран – это мужское или женское имя?
– Не знаю, по-моему, мужское, а скорее даже фамилия.
– Не важно, будет женское. Лоран. Теперь – фамилия. Левицкая, Левицкая… Леви. Леви! Лоран Леви. Чудно! Восхитительно! Потомственная французская колдунья и ясновидящая. Первая женщина из ее рода ассистировала самому Нострадамусу. Другую – сожгли в Нормандии в тысяча семьсот сорок седьмом году по обвинению в колдовстве. Ее прабабка предсказала Наполеону исход Ватерлоо. Ее бабка была возлюбленной Дюма, и тс», что мы читаем сегодня на страницах его бессмертных творений, не фантазии автора, а рассказы об их путешествиях во времени, она умела возвращаться в прошлое и брала его с собой. Ее мать на протяжении нескольких десятилетий была тайной советницей генерала Де Голля и спасла его от покушения, предсказав его за несколько часов. Каково? Это еще только по бреду. По если поработать!.. Мать, из тебя можно сделать человека. Это говорю тебе я, великий и могучий.
– Я не хочу ничего этого. Это чушь, ложь и позор. Я просто дам объявление…
Звонкая пощечина прервала начатую Ларисой фразу. Бунин почуял деньги, большие деньги, и источником их могла стать его законная жена. Ее «не хочу» вывело его из себя более, чем обычно. Лишиться всего, что уже стояло перед глазами так живо, словно и вправду материализовались неистовые буйные фантазии. Отпустить ее теперь, когда курица собралась снести золотое яичко! Ну уж нет. Он столько лет терпел эту серую вонючую крысу с ее чадами, чтобы теперь отпустить и дать возможность кому-то другому пожинать урожай! Никогда. Он еще раз с оттяжкой ударил ее по лицу.
– Никогда. Слышишь ты, дрянь, не смей спорить со мной. Сегодня тебе несказанно везет, потому что судьба, солидарно со мной, дает тебе шанс вырваться из того убожества, в котором ты с такой же долей вероятности можешь остаться на веки вечные. А ты, курица, вместо того чтобы стать на колени и возблагодарить Провидение и меня, пытаешься что-то там кудахтать? Так слушай, я немедленно… Слышишь, немедленно ухожу отсюда. И не увидишь ты меня больше никогда, даже на собственных похоронах, а сдохнешь ты, поверь, очень скоро. Если лее ты рассчитываешь получить с меня хоть копейку на своих выродков, то расчет твой, как всегда, глуп и напрасен, потому что официальных заработков, как и официального места работы, у меня нет. Уяснила? Закон теперь это позволяет и даже приветствует – в стране с рабочими местами напряженка. Ясно тебе, курица?
– Ясно, – неожиданно тихо и покорно ответила Лариса.
– То-то. – Поглощенный новыми нахлынувшими на него идеями раскрутки Лоран Леви, да и закоснелый в собственной самоуверенности, Бунин не обратил внимания на странную интонацию Ларисы и далее для нее, давно уж сломленной и подавленной им, чрезмерную покорность. Это было большой его ошибкой, но сие знание приходит, как правило, много позднее.
Пока же в семье воцарилось некое подобие мира. А вскоре в прессе замелькали искусно подготовленные материалы о загадочном появлении в России потомственной французской ясновидящей, владеющей многими магическими ритуалами. Заметки намекали на очень высокопоставленных клиентов Лоран Леви во всем мире. В одной заметке утверждалось даже, что в Россию она прибыла, дабы исполнить одно из зашифрованных пророчеств Нострадамуса, помощницей которого долгие годы была ее прапрапрабабушка, ставшая после смерти мастера хранительницей его духовного наследия. Что и говорить, Бунин умел работать профессионально.
Тот памятный разговор и забавный на первый взгляд эпизод с: девичьей энциклопедией заставил Лену впервые задуматься о том, как складываются у отца отношения с женщинами. Поразмыслив впервые для себя на эту тему, она ужаснулась, потому что поняла: мать – давно не женщина для него вовсе, и, значит, уже очень скоро он оставит ее, найдя себе более подходящую по всем теперешним меркам подругу. Как-то вдруг Лена, словно впервые взглянув по сторонам, поняла, что большинство друзей и партнеров отца уже поступили именно так, оставив старые семьи с постаревшими женами и подросшими, как и Лена, детьми, и обзавелись роскошными, словно сошедшими с обложек модных журналов, а зачастую именно оттуда и сошедшими, новыми подругами, которые быстро производили на свет потомство, своим младенческим очарованием окончательно затмевавшее свет Божий снова молодому теперь отцу и супругу. Некоторые, правда, не были столь радикальны и формально оставались в старых семьях, изредка почитая их своим присутствием, но официально жили с молодыми, красивыми, как правило, прекрасно образованными, зачастую популярными в той или иной сфере любовницами, открыто появляясь с ними на светских раутах и семейных приемах у друзей. Так сильно Лена не пугалась давно, с раннего детства, но одновременно она и удивлена была безмерно: почему отец не сделал этого раньше, ведь он оказался последним из ближайшего своего круга, кто держался в старой семье, более того, продолжая стоически сносить в ее лоне отношение к себе, которого явно не заслуживал. Лена еще больше теперь жалела отца и буквально разрывалась пополам в своих чувствах – страхе потерять его и желании давно заслуженного наказания матери, возомнившей о себе бог весть что. Лена вспомнила, что как раз несколько дней назад голосом, буквально лоснящимся от самодовольства (такие интонации появились у матери последнее время), она говорила кому-то из подруг по телефону: «Самое главное – никогда не держать их. Хочешь идти – пожалуйста, скатертью дорога, кому ты нужен, вот в чем вопрос? Посмотри на меня: ни-ког-да, клянусь тебе, ни-ког-да я не держала его. Выставляла за дверь – да, частенько на лестничной площадке ночевал, теперь в бане отсиживается… И что? Все дружки его развелись, и не по одному уже разу. А он сидит и, как раньше, боится на ночь остаться на улице, в баньке. Вот так – то, дорогая…»
