Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Тем временем Люся, зажевав «Шантре» огромным куском говядины, переходит к интеллигентному разговору.
— Блиндерский поезд! — кричит она, заставляя всех вздрогнуть от неожиданности. — Завтра же в Германии праздник — День урожая. Работать нельзя, шуметь нельзя, ничего нельзя!
— Что поделаешь, — кротко замечает Федя. — Октябрь здесь вообще такой месяц — праздничный. Приходится приспосабливаться. Значит, завтра будем отдыхать.
— А помните, как в Казахстане все праздники, дни рождения по-немецки отмечали? — обращается Люся к казахстанцам. — Зато в Германии стали все даты отмечать по-русски. На «грюсс готт!» отвечаем «Воистину воскрес!». От, блиндерский поезд!
Казахстанцы хохочут. Люся поворачивается ко мне и персонально заявляет:
— Все равно, Вадим, нас из Германии теперь палкой не выгонишь! Я хоть и критикую конструктивно, но Германии благодарна за то, что она нас приняла. Наша родина Казахстан, но наш дом теперь здесь — в Байроне.
— Как ваши мальчики? — спрашивает толстуху Дженнифер, подкладывая ей на тарелку еще мяса.
— Оба сына служат в Бундесвере. На контракте, — объясняет Люся мне и Марине с Катей. И по-немецки Дженнифер: — Наши мальчики сейчас в Афганистане. Воюют вместе с американцами. Слава богу, пока все тьфу-тьфу-тьфу! — стучит она по дереву.
Выпиваем за наших сыновей, которые выполняют свой солдатский долг далеко от Баварии.
— А что у тебя с рукой? — обращает внимание Федя на синяки и ссадины, покрывающие Люсину правую руку, исцарапанную от плеча до запястья.
— А, фигня-война! Упала вместе с велосипедом. Это с моим-то весом! Шлепнулась, как говно! — пренебрежительно взмахивает этой рукой Люся.
Да, тонкая ирония и искрометный юмор ей, похоже, незнакомы. «Упала с велосипеда, как говно!»
За кустами, огораживающими территорию садоводства, раздается громкий протяжный сигнал. Катин кот встревоженно выглядывает из корзины. Но это не к нему. Я вопросительно смотрю на Федю.
— Мороженое привезли. Сюда, в сады, каждый день в определенный час приползает какая-то калоша с мороженым. Можно себе и детям набрать. Сейчас Несса с Лукасом махом прилетят.
И точно. Через полсекунды на веранде возникают наши чумазики. Из их русско-немецкого гвалта можно различить только: «айс, айс!» и «мама, дай денег!».
Мамаши выдают своим настырным отпрыскам по евро, и Лукас с Ванессой убегают.
— А как дела у твоей дочери? — опять интересуется Федя у Люси.
Полное лицо соседки принимает печальное выражение.
— У Сабинки-то? С пузом ходит. Уже год с негром живет. Нашла же себе радость! Блиндерский поезд! И спрашивает меня: «Мама, а ты будешь мою чурочку любить?» А куда же я денусь? Внучка ведь, хоть и черненькая. Придется и зятька африканского привечать. — Она замахивает еще «Шантре», с яростью откусывает сразу полсосиски и, смачно жуя, рычит: — Да чтоб он сдох, сволочуга!
Глава 5
Первый разговор с Алоисом Кальтом
Воскресенье. Рано. Вчера Марина с детьми улетела из Франкфурта в Астану. В четверг она съездила в казахстанское консульство за визами и в субботу утром уехала с детьми в аэропорт на такси. Поэтому сегодня я просыпаюсь совсем один в уголке просторной кровати. Колокола настойчиво напоминают, что пора вставать. Сонно смотрю на себя в зеркала могучего шкафа. Из-под одеяла видна небритая физиономия. Доброе утро, небритая физиономия! Рольставни поднять!
За завтраком с музыкальным радиосопровождением напоминаю себе: «В два у меня поездка к Алоису Кальту на женщине с кошачьим голосом. На Лане». Звучит, конечно, двусмысленно. Но я не виноват. Виноват богатый русский язык. Хочешь точнее выразить смутную мысль, а часто получается пошлость. И почему «завтрак»? Он же сегодня. Значит — «сегодник»!
Заканчиваю скромный «сегодник», изначально состоявший из яичницы с колбасой. Вполне нордично. Теперь от него остались только крошки. С чашкой кофе в руках подхожу к окну. Никаких черных «Мерседесов». По крайней мере, отсюда не видно.
Формирую в уме план до обеда: не забыть провести сеансы связи с отцом, братом и Мариной. Нужно узнать, как она долетела. Что там с Наташей? И какая у них погода? Потом обед — точно по расписанию и без особых выкрутасов — перцы, фаршированные мясным фаршем, и сметана. Марина наворотила для меня целую кастрюлю. Хватит надолго. После обеда у меня Алоис Кальт. Визит к старому маньяку. И зачем он мне нужен? Хороший маньяк — мертвый маньяк. Но это мое субъективное мнение. Вечером, если останется время, прогуляться в Ведьмин лес, поискать место для своей смерти.
Перед отъездом Марина надавала мне множество заданий. В том числе и вывезти мусор «на шрот». Старые электробатарейки, цветочные горшки с отколотыми краями, сломанные рамки для фотографий, облезлые дамские сумочки, прошлогодний школьный ранец Лукаса и тому подобная фигня. Фигню нужно цивильно отвезти на перерабатывающее предприятие. В ресайклингхоф. Но русаки говорят короче и проще: «на шрот». «Шрот» находится на окраине Нашего Городка, поэтому необходимо договориться с Федей или Дженнифер. Но это не срочно. Не пылает и не горит. Время у меня есть — целых три недели.
Еще мне нужно купить в аптеке таблетки. По свежему рецепту от фрау Половинкин. Это совсем несложно — аптека рядом с домом. В Нашем Городке все аптеки называются романтично и красиво: «Ангельская», «Лебединая»… Есть даже «Львиная». Только аптека по соседству почему-то названа по фамилии хозяина «Ратс Апотеке». По-английски «ратс» означает «крысиная». Когда я смотрю на ее витрины, мне всегда чудятся там внутри за прилавком огромные крысы. Серые, в белых халатиках, с кокетливыми шапочками на головах. Очень компетентные и услужливые. Говорящие человеческим языком. С длинными голыми крысиными хвостами. Забавно, не правда ли? Но, брр…
Сижу за компьютером. На кухне пещерно воет Фил Коллинз. Не знаю, кого куда, а меня творчество этого британского певца зовет в спелеологию. Так и представляю себе, как я, наоравшись, подобно Коллинзу, под сводами огромной пещеры погружаюсь, иссякнув, во мрак бездонного подземного озера. Все ниже, ниже, ниже… В спасительное безмолвие.
Между прочим, через месяц очередная годовщина октября. Седьмое ноября. Октябрь в ноябре. Абракадабра, но очень по-русски. Как и старый Новый год. Раньше было: торжественный голос чеканит: «Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция!» Счастливый советский народ: «Уряяя!!!» Транспаранты, флажки, кумач, воздушные шары… Дома накрытый стол: селедка под шубой, оливье, сервелат, горячие пельмешки, ледяная водочка. А сейчас… Большая Люся чавкает жареное мясо под «Шантре». Эх, люди!
Вижу-вижу! Брат зашел. Моего младшего брата зовут Агафон. Это странное слово я выбрал для него сам — родители попросили придумать имя новорожденному братику. У меня тогда в детском саду был друг Агафон. Мы с ним ходили в одну группу. Крепко дружили и иногда дрались. Я и брата так же назвал, чтобы не заморачиваться. Наверное, погорячился. Ведь действительно, как корабль назовешь, так он и поплывет. Странное имя вызвало к жизни странную судьбу. Брат до сих пор живет с родителями (после смерти мамы — с отцом). В свои сорок семь лет все еще не женат, детей нет. Агафон плохо учился в школе, плохо учился в университете. Вообще везде прилежно, но плохо учился. Теперь он преподаватель этого же «универа», аспирант и в настоящее время плохо пишет диссертацию по экономике. Должен быстро придумать, как спасти мировую экономику от кризиса. Странно, что именно вечный троечник Агафон — последняя надежда человечества.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61