– Выбор… Да, это трудная штука.
– У тебя время есть?
Дэниел резко крутанул шеей, восстанавливая кровообращение.
– Есть полчасика. Кофейку бы выпил. Хочешь?
– Хочу.
– Тогда пошли.
Они вышли на Четырнадцатую улицу. Кофейная культура еще не добралась до Дюпон Серкл, поэтому они отправились на забитую кафе и закусочными Одиннадцатую на пересечении с Седьмой. Дэниел вручил Тине пластиковый стаканчик.
– Обычный или без кофеина?
Она смотрела на двух пьянчуг, вяло дерущихся в проходе между прилавками.
– Э-эй, – окликнул ее Дэниел.
– Что?
– Обычный или без кофеина?
– Обычный, обычный. Пожалуйста.
Дэниел полез в карман брюк за мелочью.
– Вот, возьми, – сказала она. – Позволь мне заплатить, сделай одолжение.
Он отмахнулся и положил монеты на прилавок. Терпеливо ожидавший кассир Брэд ухмыльнулся, ссыпая монетки в ящик.
– Господин мужчина, господин мужчина, – пропел он.
Дэниел постучал по прилавку и вывел Тину на улицу. Он прислонился к фонарному столбу и взглянул на нее. Она смотрела на него преданными глазами. Ветер гнал по земле мусор, сметая его в кучку у ног Тины.
– Так что ты хотела спросить? – он отпил горячего кофе.
– Ну, – начала она, отбросив прилипшую к подметке обертку от биг-мака. – Мне хотелось бы понять, сколько раз можно делать выбор. Ты говорил, что хорошие актеры делают это четырежды. Я что-то запуталась. Я вот что имею в виду. Скажем, я делаю выбор… моя мать умерла, когда мне было одиннадцать, и я была в таком состоянии, что боялась заводить отношения с кем-либо… Потом я делаю другой выбор – мы с отцом прекрасно ладили, поэтому я отправилась к тому парню… а потом подумала, что мой папаша бросил мать на больничной койке, значит, все мужчины – скоты…
Мимо проковылял пьяный, бормоча «Дай мне немножко. Хо-хо. Дай мне чуть-чуть. Хо-хо».
Тина приблизилась к Дэниелу. Он чувствовал ее дыхание. Оторвавшись от столба, он нежно погладил ее по руке.
– А чего ты ожидала? Отеля «Риц»?
– Почему твой театр находится в этом районе?
– Это единственное место, на которое у меня хватило денег. Видела бы ты, как он выглядел сначала. Впрочем, аренда растет с такой скоростью, что я вот-вот окажусь не у дел.
Дэниел отхлебнул кофе и изучающе оглядел свое владение на углу Четырнадцатой улицы. В районе стали появляться добротные дома, но серьезных изменений не произошло. С тех пор как он здесь обосновался, появилась еще парочка театров, но заманить публику можно, лишь построив охраняемую стоянку Пятьдесят процентов потенциальных зрителей и носа не суют дальше К-стрит, по-прежнему боясь тихих и темных улочек восточной части Северо-Запада.
Тина прижалась к Дэниелу.
– Но почему ты здесь? В Вашингтоне. Ты же такой талантливый. Твое место в Нью-Йорке. Или в Лос-Анджелесе.
Дэниел помолчал, потом выдвинул свое обычное оправдание:
– Я не мог оставить семью.
Тина смотрела на него полными слез глазами.
– Это так благородно!
– Что – благородно?
– Что ты пожертвовал собой во имя семьи.
Дэниел пожал плечами и со стоическим видом отвернулся.
Тина взяла его за руку.
– А она… она понимает, чем ты пожертвовал?
Из всех растений Джасмин больше всего по душе был базилик. Она растерла листочек между пальцев и глубоко вдохнула острый лакричный аромат. Базилик – чувственное растение. Шелковисто-зеленый, он тянется к горячему солнцу, а корни его стынут в холодной почве. Базилик прекрасно сочетался со всеми ее любимыми ингредиентами: зрелыми помидорами, жареной бараниной, мясистой моцареллой. Джасмин оторвала три листочка базилика, росшего в горшке на подоконнике, мелко порезала тонкой стружкой и бросила в салат, а потом добавила столовую ложку тертой апельсиновой цедры. Сегодняшний обед будет полон сюрпризов. Она хотела не только произвести впечатление на своего гостя, но и устроить представление. Они начнут с томатного супа. На дно глубокой суповой чашки она положит запеченный на гриле и фаршированный песто[10]помидор, и – ложка за ложкой – он предстанет во всей красе. Потом подаст куриную грудку, фаршированную козьим сыром и мятой. На десерт будут варенные в коньяке и шоколаде груши.
Джасмин в последний раз помешала суп, заглянула под двойную крышку кастрюли, в которой плавился шоколад, и выключила духовку – куриные грудки подрумянивались слишком быстро. Пора было одеваться. Но как только она поднялась в комнату, зазвенел дверной звонок. Джасмин чертыхнулась и бросилась открывать, на ходу отдирая от футболки присохший соус.
Генри Николе стоял, опершись на зонтик, и созерцал ее пионы. Генри был ее секретным оружием. Он, ее агент, знал всех. В частности, он был хорошим другом ее бывшего издателя Гарретта. Генри приглашали на рыбалку и в загородный дом Гарретта в округе Св. Мэри. Джасмин надеялась, что он сумеет убедить Гарретта изменить свое мнение. А может, продаст ее идею другому издателю. Правда, рядом с Генри ей всегда было неуютно. Он «вел себя так, что она чувствовала себя пигмеем на фоне его выразительного и доходного литературного таланта. Ей казалось, что, если она, боже сохрани, напишет что-нибудь путное, что станет продаваться, он запросто сможет утопить ее в пруду за своим домом.
– Заходи, Генри.
– Я вижу, твои пионы в последних судорогах гидролакадии.
– Прости, не поняла?
– Умирают от жажды.
Вручив ей свой зонтик, он прошествовал в дом. Джасмин с почтительностью приняла зонтик и положила на лучший стул в прихожей.
– Проходи, проходи, я так рада, что ты пришел.
– У меня всего час.
– Конечно, конечно. Ты такой занятой человек.
Проводя Генри в оранжерею через кухню, Джасмин приоткрыла дверцу духовки. Ноздри Генри затрепетали.
Он уселся в плетеное кресло.
– Аперитив? – спросила Джасмин.
– Давай.
– Бокал «Пуйи фюме»? Или, может, белого вина с содовой? Или хересу?
– Скотч с водой.
– Прекрасная мысль.
Он откинулся в кресле, вытащил пачку «Лаки Страйк» без фильтра и закурил. Его тощая физиономия скрылась в клубах дыма. Не говоря ни слова, Генри взял стакан.
– Тебе, наверно, интересно, для чего я тебя попросила…
– Слыхал про твою блестящую идею.
– Ну… да.
– Бешеная конкуренция среди этих поваренных книг. Жизнь бы положил, чтобы понять почему.
