«Да, дело плохо, – подумала она, с опаской поглядывая на кота, который, дразня ее, лениво поигрывал со своей добычей, – сохранить бы разум».
«Собрать себя в точку» – кажется, так советовали мудрые психологи. Марина несколько раз глубоко вдохнула и сделала усилие по собиранию себя. Точка у нее получилась большая и расплывчатая. Скорее, пятно. Видимо, и здесь без упорных тренировок не обойтись. Она сконцентрировалась, медленно досчитала до 10. Точка приобрела более приемлемую форму.
– Ну, с Богом! – вслух произнесла Марина, уверенно подошла к коту и с чистым намерением легким движением руки вышвырнула за дверь обалдевшее от такой наглости и потому не сумевшее оказать сопротивления животное. Птицу, к сожалению, реанимировать не удалось.
Люба примчалась очень быстро. За это время Марина успела уговорить лишь полбутылки виски «Блю лейбл». Напиток очень тяжелый, но ничего другого в доме не нашлось. Вино и шампанское не в счет. Для данной ситуации они совершенно не годились.
После проведения операции по выдворению из дома окончательно обнаглевшего кота Марине удалось-таки разжечь огонь в камине. Затем силы оставили ее, и теперь она сидела у очага со странной улыбкой на лице и с одурманенным крепким алкоголем взглядом. В таком состоянии и застала ее подоспевшая на выручку подруга.
– Что это за котяра бродит у тебя под окнами и почему дверь не заперта? – Люба стремительно ворвалась в комнату и остолбенела, увидев Марину со стаканом в руках.
Не то чтобы она никогда ранее не видела подругу в состоянии алкогольного опьянения. Видела, и сама с ней не раз выпивала. Дело не в этом. Любу поразило выражение лица Марины. Черты заострились, стали жестче, под глазами наметились черные тени, а полубезумная улыбка просто наводила ужас.
Будучи девушкой энергичной и предприимчивой, Любаня с ходу взялась за дело. Ловко собрала осколки «битого счастья» с пола, охая и ахая про себя, как это Маринку угораздило расколотить такое сокровище. Заварила крепкий чай, сбегала на кухню за пирожками (интуиция подсказывала ей, что Маринка сидит не жрамши) и, принудительно накормив слабо сопротивляющуюся подругу, стала выслушивать сбивчивый рассказ.
Сначала Любке никак не удавалось извлечь из Марины какие-либо вразумительные сведения. Несмотря на Любин внушительный опыт в области добычи различной, в основном бытового характера, информации, процесс тормозил, не желая двигаться с мертвой точки. Некоторое время ничего, кроме нечленораздельного мычания и глуповатого подхихикивания вперемежку с кратковременными, но бурными рыданиями, она услышать не могла.
Спустя полтора часа благодаря обоюдно проявленной выдержке и умело сформулированным наводящим вопросам совместные усилия по установлению доступного человеческому восприятию диалога увенчались наконец успехом и ситуация начала проясняться. Люба поняла, что Маринка влюбилась и теперь страдает почем зря, так как ее чувство, похоже, безответно.
Огромная роль в повествовании отводилась объекту Маринкиной страсти – некоему прекрасному Сергею, волшебным образом сочетавшему в себе все известные человечеству на данном этапе эволюции достоинства.
По мере того как Марина трезвела, история обрастала новыми деталями и подробностями, многие из которых показались проницательной Любаше настораживающими. В част–ности, не вызывал особого доверия подарочный кот. Вообще на второй день знакомства дарить девушке кота – это как-то не очень. Тем более такого вызывающе невоспитанного.
Вскользь Марина упомянула, что с момента счастливого знакомства стала плохо спать, о чем красноречиво свидетельствовали темные круги под лихорадочно блестящими глазами. Люба всегда думала, что любовь красит человека, дает ощущение полета и радости, а тут совершенно обратный эффект.
Маринкин рассказ подошел к концу, и подруги молча пили чай. Марина – с чувством некоторого облегчения, которое всегда наступает, когда поделишься наболевшим с близким человеком, а Люба – с чувством непонятного беспокойства, от которого никак не могла отделаться на протяжении всей беседы.
Что-то ей казалось неправильным, каким-то неестественным во всей этой истории.
– Слушай, – вдруг сказала окончательно протрезвевшая Марина, – он весь день не звонил. Я сама ему сто раз набирала – абонент недоступен. Извелась вся. Давай доедем до его дома, хоть краем глаза взглянуть. Ну пожалуйста, ну Люб, а то мне совсем плохо.
Не понимая смысла затеваемой экспедиции, Люба все же согласилась. Во-первых, подругу, только-только пришедшую в себя, огорчать не хотелось, а во-вторых, она сама была не прочь пуститься в какую-нибудь авантюру. Очень уж это было в ее, Любкином, стиле. Не могла она отказать себе в очередном приключении.
Сказано – сделано. Ехать, естественно, решили на Любиной машине и в целях конспирации приняли необходимые меры предосторожности. Марину нарядили в нехарактерную одежду и платиновый парик, благо таковой имелся в наличии и ожидал своего звездного часа, схоронившись где-то в глубине антресоли.
Последний раз Марина использовала его, когда играла Мальвину в школьном самодеятельном спектакле. Тогда она страшно расстраивалась и даже плакала из-за того, что цвет волос был не голубой, как положено, а какой-то невзрачно-блондинистый. Она даже собиралась покрасить парик, но мама категорически за–претила. Теперь же Марина порадовалась естественной платиновости волос и мысленно послала маме привет. Хороша она была бы сейчас с голубой шевелюрой!
Дорогу Марина помнила отлично. В отличие от многих своих знакомых женского пола она не страдала топографическим кретинизмом. (Вид заболевания, распространенного в основном среди особей женского пола, отличительным симптомом которого является полная неспособность ориентироваться на местности.) Как раз наоборот. У нее была патологически хорошая память на всякого рода детали, даты и прочее.
Она всегда поражала знакомых, когда в разговоре о событиях десятилетней или более давности легко вспоминала, какого это было числа, какой был день недели и во что были одеты все участники вышеупомянутого мероприятия. То же самое и с местностью. Ей достаточно было один раз проехать по самому сложному и запутанному маршруту, чтобы, не прилагая особых усилий, запомнить его на всю жизнь. Запоминалось как-то само, автоматически.
Вот и сейчас, совершенно не задумываясь, Ма–рина показывала Любке, как ехать. Вот поворот с шоссе. Дорога вихляет вправо, затем выравнивается и устремляется вперед, в лес. Вот знакомые, усыпанные снегом ели.
Любкин «гелентваген» бойко понесся по заваленной снегом просеке. Странно, но, похоже, тут давно никто не ездил. Снега не было больше суток, а здесь он был девственно нетронутым. Марина начала беспокоиться. Они ехали уже довольно долго, а знакомых кованых ворот все не было.
Неужели она ошиблась? Может быть, был еще какой-то поворот, который она пропустила? Ну просто не заметила? Дорога стала сужаться, и Любке вскоре пришлось остановить свой джип. Дальше начиналась «пешеходная зона». Перед ними стеной стоял густой лес. В одном месте угадывалась занесенная снегом –тропа.
