Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– А сам-то про кого? – иронически спрашивает Мирка. – Про Арину Родионовну?
– Да, блин, не знаю, – заморочился я.
– Напиши про какого-нибудь фельдмаршала, – посоветовала Мирка и опять строчит.
Точно, думаю, про фельдмаршала – это отличная тема. Смотрю – осталось полурока. Схватил я ручку побыстрее и стал катать про фельдмаршала. Русичка так всхрапывала, что изредка сама себя будила, приподнималась, мятая, с журнала, глядела вокруг осоловевшими глазами и опять клевала носом. Звонок прозвенел, мы сочинение сдали, и я забыл про него.
На следующий урок приходит русичка надменная, достает сочинений пачку из сумки. Губки у нее поджатые. Садится аккуратно. На другие стулья она плюхается, но когда в класс входит, аккуратно садится: предыдущие поколения ее напильником отучили. Ножки подпиливали. Не ей, а стулу, конечно. Мне папа рассказывал.
– Мда, – говорит русичка. – Ваши сочинения…
И рожу делает такую, что всем понятно: подтереться ей нашими сочинениями хочется.
– Аминова, – говорит русичка. – Понятно твое желание красивой жизни, но я боюсь, что ты можешь слишком далеко зайти в погоне за нею. Байлюк. Почему не сдал сочинение, ведь ты был.
– Он был, есть и будет есть, – автоматически острит Митька.
«Достали», – думает Сева Байлюк. Мне видно его мысли – он сидит впереди через проход.
– У тебя нет идеалов? – вопрошает русичка.
«Блин», – думает Сева отчетливо.
– Похоже, она опять к уроку не готова, – шепчет мне Мирка. – Это возмутительно. Мы не успеем пройти материал.
– Борисевич! – истошно кричит русичка. – Ты чрезмерно политизирована. Это смешно при твоей комплекции.
Народ хохочет. Мирка кричит:
– Демократа должно быть много!
– Ну и будешь как итальянская матрёна, – говорит русичка. – Восемь детей и макароны.
– Лучше восемь, чем ни одного! – отвечает стерва Мирка.
– Борисевич, вон!!! Мирка сидит.
– Борисевич, вон!! Мирка сидит.
– Борисевич, мы без тебя не начнем.
Пауза. Тяжелый мучительный вздох.
– …Вообще вы все неправильно поняли тему. Вы написали про тех, с кем, извините меня за выражение, вы хотели бы…
– Потрахаться, – страшным шепотом произносит Митька Капралов.
Пауза.
– Но я сейчас хочу поговорить о том, что возмутило меня больше всего.
Русичка порылась в сочинениях и извлекла оттуда один листочек.
– Наши деды, – трагическим тоном завела она после краткого молчания, – отдали свою жизнь за Отечество.
Это было как-то неожиданно, даже гул в классе затих. Русичка встала, держа выбранное из кучи сочинение двумя пальчиками. Прошла на середину класса. Обвела всех своими лупалками.
– Наши деды, – надрывно повторила она тоном выше, – отдали свою жизнь в борьбе с фашизмом!.. – русичка закатила зенки.
«Спятила!» – подумали мы хором.
– Между тем, ребята, среди нас есть фашист! – поведала русичка и эффектно замолчала.
Мы страшно удивились. Фашистов среди нас не значилось.
– Как ты думаешь, кто это? – спросил я у Митьки.
– Да хрен его знает, – тревожно огляделся Митька. – Может, Джанелидзе?
Русичка тянула паузу.
– А вы не подскажете, кто? – спросила Мирка Борисевич. – Чтоб мы боялись?
– Он сидит рядом с тобой! – завопила русичка загробным тоном. – Кусков!
Меня аж передернуло, Мирка от меня инстинктивно отпрыгнула, но быстро сориентировалась.
– Чего?! – я выпучил глаза.
– Ты не можешь не понимать, какую гадость ты написал. Я не знаю, кто тебя этому научил. Мне хочется думать, что ты сам не понимаешь, насколько чудовищны были преступления, совершенные…
– Так, – сказал я, – давайте конкретно. Фельдмаршал Кейтель никаких преступлений не совершал. Он был волевой, целеустремленный человек, прекрасный военный.
– Он убивал наших дедов!
– Он не воевал на Восточном…
– Молчать! – загремела русичка, и передо мной, как шлагбаум, просвистела ее костлявая рука. – Все молчать! – потому что в классе уже опять зашумели и заговорили. – Вы! Придурки!!! Ваши идеалы – идиотские, ни уму ни сердцу! Вы страшные люди! А еще называетесь ленинградцы! Раньше с вами не стали бы церемониться за такие сочинения!
После этого случая я забил на самовыражение и принялся упражняться в других вещах, более приличествующих торговцам и женщинам, чем мужчинам и воинам.
– Это все ты насоветовала! – ругался я на Мирку. – Пиши про фельдмаршала, блин…
Машины, дети, окна
Людмиле тридцать восемь лет. Выглядит она лет на десять моложе: невысокая стройная фигурка, доброжелательное лицо, пышная прическа. Людмила работает в бухгалтерии крупного частного вуза. Бухгалтер она вполне приличный, несмотря на небольшой стаж и на то, что по образованию Людмила – педагог, а бухгалтерию освоила на курсах. Рабочее место Людмилы – у окна, в эркере. Внизу, во дворе, стайками курят студенты и преподаватели. Когда солнце стоит над домом, бухгалтерия на экране компьютера меркнет, выцветает, становится несущественной; это же солнце наполняет сиянием волосы вокруг Людмилиной головы, так что она сидит как бы в пушистом нимбе.
Людмила красива, ее любят мужчины. Но она не хочет замуж. Когда-то Людмила жила в гражданском браке и долго пыталась забеременеть, но у нее так ничего и не вышло. Именно поэтому Людмила в свое время ушла из детского сада, где работала логопедом: слишком грустно работать с чужими детьми, не имея и страстно желая родить своих.
С тех пор многое изменилось, с тех пор не изменилось ничего, за эти восемь лет – ничего, ни в Людмиле, ни в стране. Солнце словно застыло в зените над зданием факультета, и Людмила неподвижно цветет в этих ласковых, сонных лучах, в тихом эркере на последнем этаже старого университетского корпуса.
Ничего не меняется, но перемены близки, жестянка-жизнь погромыхивает за горизонтом. Людмила не любит тратить деньги, ей чуждо потребление напоказ. Зато она охотно и запасливо сберегает. За восемь праведных бухгалтерских лет на счете у Людмилы скапливается немалая сумма. Часть этих денег Людмила регулярно жертвует в фонд помощи больным детям. Сумма растет, и Людмиле это нравится.
Однажды утром Людмила, как всегда, едет на работу на метро. Поезд останавливается в тоннеле. Дело происходит в час пик, толпа густа, дышать все труднее. Свет ламп тускнеет. Поезд стоит, и люди стоят в тишине, дышат и ждут. Людмила думает о том, как тяжела толща земли над ними. Вдруг ей начинает не хватать воздуха. Перед глазами мелькают зеленые звездочки. К счастью, вскоре поезд, натужно скрежеща, трогается с места.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
