Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
Что юридическая история готова, Вольдемару известно. Кроме того, она готова вовремя: Иришка будет Президентом, увольнение Гончаренко законно, словом — все в шоколаде, и дня три он названивает мне, поливая Иришку, но сказать мне в лоб, что они с «Машец» спелись и решили прокатить ее, не отваживается; я вынуждаю его к этому. Я прямо спрашиваю: есть ли Президент на замену? И получаю ответ, до некоторой степени определенный: «Надо подумать, поискать».
Поискать — где, в ближайшем газоне?
Он прав, по сути: из Иришки Президент, как из меня — Джон Гальяно, но если они так решили — должны говорить с Ереминой глаза в глаза. Я — менеджер, приглашен Ереминой не затем, чтобы интриговать и менять солдат на фельдмаршалов.
Крыть ее сколько угодно я могу. Но сдавать или подставлять — не ко мне.
Глупый Боря.
«Машец» — не человек открытого боя. Верная Вартанян быстренько подписывает протоколы у мамаши Катиной. Собственно, игра сыграна. Так понимаю я, но — так не считает Вольдемар. Можно придраться к протоколам — да мало ли, что можно! Кажется, в пятницу — сутки у меня сместились, биологические часы сбились, я не сплю ночами, я на взводе днем, курю и пью кофе литрами (за что меня бы расчленил мой покладистый профессор Бурд) — Вольдемар звонит мне, и назначает время для встречи и переговоров с каким-то господином Субботиным — в конце дня, когда он сам освободится в банке. Он, заодно, посмотрит протоколы.
Я говорю: ладно.
В конце дня я взведен, как курок.
Господин Субботин или собственник страховой компании или совладелец таковой — во всяком случае, под ним армия страховых агентов (это он объясняет мне, знающему, что страховой бизнес не то умер, не то не родится). И, конечно, у него схвачена вся Украина. Я думал, она схвачена у меня. Неважно. Факт тот, что господин Субботин готов дать себе труда подумать о наших фильтрах, запродавать их приложениями к полисам. В виде технической страховки, так сказать. Жертвам абортов и Чернобыльской АЭС. Недотепам промышленного Востока. Лесным братьям в Прикарпатье. Они у него тоже схвачены.
Вольдемар тут же приказывает: выдать господину Субботину документы по фильтрам и цены по Ярославлю для Москвы, поскольку господин Субботин «возьмет» Москву.
Дело не в том, что ярославские цены на сто долларов ниже московских.
Я извиняюсь перед господином Субботиным и поясняю, что не готов превысить данные мне полномочия. Не уполномочен раздавать слонов и провинции. Не готов выдавать документы без распоряжения Президента. Я свяжусь с ним в течение часа, и он получит сообщение по факсу или e-mail. На что Вольдемар заявляет: Президента в компании нет. «Прекрасно», — говорю я, — «кто ты, чтоб отдавать распоряжения?». Он — член Совета директоров. «Да, братец». — говорю я, — «Но Совета директоров тоже нет. Как нет и Президента. Ты — акционер, жди дивиденды. Тебя позовут». По крайней мере, он в праве прочитать протоколы? Разумеется. Пожалуйста.
Я откланиваюсь господину Субботину, надеваю дубленку в зале и выхожу в коридор.
Там топчется Вольдемар, злой и окончательно сбитый с толку.
Что все это значит — я что, не буду сидеть с ним? Нет.
Свои протоколы я знаю наизусть, рабочий день у меня кончился.
Я стучу по стеклу часов.
«Что ты стоишь, как засватанный?» — говорю я ему. — «Я не твой служащий, не ты меня нанял».
И я ушел.
Субботин, как условились, все получил через сорок минут — и тут же пропал с горизонта. И, разумеется, было это только началом.
Как я и предвидел, Вольдемар не подписал основных протоколов, написав на полях некоторые замечания — одни по незнанию законов, другие — по злобе.
И заявил, что подписывать не будет: ему запретила наша Маша.
Это возня начала меня доставать.
Кто скажет мне, что с таким остервенением начали делить эти люди? Документы были первым шагом, продажи еще не начались.
Я послал Маше massage, в котором перечислил, что сделал я и чего не сделал Вольдемар. Не даст ли она мне пакет в десять процентов на тех же условиях? Разгорался скандал — или, точнее, первый из скандалов — который, как я знал, я выдерживаю: за мной были сделанная работа, опыт, знания, за ними — желания и пожелания. Тривиальная ситуация, если не брать в расчет Иришку. Мне она не доверяла — особенно, после того, как я имел неосторожность сказать ей, что записал на диктофон наши беседы с Вольдемаром. Я знал, зачем записывал их — не для себя, для нее, чтобы уразумела, наконец, сколько желающих — и каких желающих! — отправить ее следом за Васей. За товарищем Гончаренко В.В. На слово она б мне не поверила. И не захотела прослушать записи, когда ей предложил.
Ей не хотелось расставаться с иллюзиями.
Вот тогда-то у нас произошла первая ссора, и я вышел из ее машины — на городской простор. С Вольдемаром она перезванивалась. Она перезванивалась с «Машец», скандаля из-за меня, и «заступаясь за меня», как она говорила — перед кем? Что она сделает дальше, я мог только догадываться — но догадался быстро. В телефонном разговоре, между делом, Иришка пробросила мне, что денег у нее больше нет. Честно говоря, я не всполошился. Если вы договорились с человеком, то, как минимум, обязаны объясниться — или выполнить договоренности. Или найти компромисс. Или нажить беду.
Конечно, Иришка пришла в ярость из-за Вольдемара. Грозилась, что Санек разберется с ним, хотя все происходило наоборот: стоило ей позвонить ему в банк, тот посылал ее прямым текстом. Простить ей не мог, что она — Президент. И что с ним не посчитался чертов Боря.
Был ноябрьский слякотный вечер, когда она подвозила меня домой — вела машину она классно — и, ни с того, ни с сего ляпнула «Знаешь, что сказал Вольдемар? Он сказал: «Бумажки мы все писать умеем. Поглядим, как он может продавать.» — «Что ж он не написал тебе бумажки?» — «Да нет, — сказала она, — я не о том, Боря. Ты молодец, сделал огромную работу, с этим никто не спорит. Но ведь она сделана, так? Я ведь тебе за нее заплатила — и теперь это собственность компании?» — «Совершенно верно, — сказал я. — Дальше». — «Я не могу больше платить тебе такие деньги. Давай договоримся реально: восемьсот — девятьсот долларов я платить смогу, чтобы ты не умер с голоду (это я-то)». Она хочет посмотреть, как я «реально умею продавать (это она-то)». «Ну, что скажешь?» — «Подумаю», — сказал я, — Но, если скажу «да», у меня будет одно условие.» — «Условие?» — спросила она. — «Именно. Вольдемар не получит ни цента из денег от продаж, организованных мной. И мне плевать, как ты это сделаешь. И подыщи себе директора — ты-то теперь Президент».
И я потрепал ее по щеке.
Бумажки — надо же.
Испанская поговорка гласит: вытащи женщину из воды, и она закричит, что ты сам в нее свалился.
Я знал, что время все расставит на свои места. И что теперь не уйду ни при каких обстоятельствах. И доведу все до конца, чего бы мне это не стоило. И что мы все получим то, зачем пришли. Вместе и порознь. Каждый свое.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
