— Возможно, Гроссман узнал его, — предположил Кай. — Завязалась драка, и он мог упасть вниз.
Пия знала, что Остерманн очень интересуется психологическим аспектом ее расследований. В ноябре прошлого года он подал заявление с просьбой о зачислении на специальные учебные курсы, пользовавшиеся в Федеральном ведомстве уголовной полиции большой популярностью, но ему было отказано вследствие острой нехватки кадров в К-2. Кай не афишировал свое разочарование, и она надеялась, что у него еще будет возможность попасть на эти курсы.
Расследования, которые привели к отстранению от должности Хассе и Бенке, коснулись Пии в гораздо большей степени, нежели она того ожидала. О каждом подозреваемом и о большинстве свидетелей, с которыми ей приходилось иметь дело на протяжении ее профессиональной карьеры, она знала больше, чем о людях, с которыми вместе работала и на которых была вынуждена полагаться в опасных ситуациях. Тогда Пия решила изменить такое положение дел. Она вдруг начала говорить о подробностях своей личной жизни, чего прежде никогда не случалось. Судя по всему, Кем Алтунай должен был хорошо вписаться в их команду, и ее беспокоило, найдет ли с новичком общий язык ее шеф, Оливер фон Боденштайн…
Из состояния задумчивости ее вывели вопросительные взгляды коллег.
— Извините, первый день после отпуска, — смущенно произнесла Пия. — О чем идет речь?
— Кто чем будет заниматься? — повторил Кай. Казалось само собой разумеющимся, что руководство расследованием возьмет на себя Пия, поскольку шеф отсутствовал.
— Мы с Кемом поедем в «ВиндПро» и спросим Тейссена, что он делал ночью в своем кабинете, — приняла решение Кирххоф. — Кай, ты еще раз просмотри записи камер слежения. Катрин, выясни все о «ВиндПро» и покойном. Я не верю, что Тейссен взял его на работу исключительно из гуманных соображений.
Все трое безропотно согласились с таким распределением обязанностей. Раньше в таких случаях всегда возникали дискуссии. Франк Бенке всегда выдвигал принципиальные возражения против предложений и распоряжений Пии, вынуждая тем самым остальных членов команды принимать ту или иную сторону. Долгое время Кай — в силу старой дружбы и совместной службы в спецназе — поддерживал Бенке, а Катрин — из принципа — объединялась с Пией. К счастью, эти времена прошли, и Кирххоф испытала облегчение.
— Приступаем к работе, народ, — сказала она и почувствовала, как у нее поднимается настроение. — Встречаемся здесь в четыре часа.
— Да успокойся ты, — сказала Рики, когда Янис в десятый раз в течение минуты взглянул на свои часы. — Они сейчас приедут.
Она, Ника и еще пара человек из общественного инициативного комитета, которых Янис оповестил заранее, пристроились на деревянном заборе, словно перелетные птицы. Марк сидел на траве и обеими руками гладил собак. Животные принимали ласки с блаженным видом, закрыв глаза. Рядом лежали сделанные из картона плакаты с протестными надписями и графиками, автором которых являлся сам Янис. Предметом его особой гордости был логотип в виде стилизованного изображения Таунуса с ветротурбиной, заключенной в красный кружок — наподобие запрещающего знака.
— Они опаздывают уже на десять минут, — раздраженно бросил Янис и остановился, прервав беспрестанное хождение взад и вперед.
Для телевизионщиков время не играло никакой роли — впрочем, для него теперь тоже. Ибо, когда появится Людвиг Хиртрайтер, он уже будет разглагольствовать перед камерой. Янис заранее подготовил речь. Он обязательно использует этот уникальный шанс и расскажет в телеэфире все, что ему удалось выяснить. Это непременно вызовет скандал, о котором напишут все газеты! Дабы Хиртрайтер и Ко не смогли испортить ему интервью, он тайно позвонил редактору «Гессеншау» и договорился с ним о том, что съемка начнется на полтора часа раньше запланированного времени.
Яркое солнце слепило глаза. По голубому небу плыли редкие безобидные облака. Уже три недели природа демонстрировала все свое великолепие, но Янис не замечал цветущих кустов, распустившихся цветов и сочных изумрудных лугов. Наконец с опозданием в пятнадцать минут на проселочной дороге показался небесно-голубой «комби» Гессенского телевидения. Янис вышел ему навстречу, призывно махая обеими руками. Они могли бы и поторопиться! Воронье гнездо Хиртрайтера находилось всего в паре сотен метров отсюда, за рощицей, и если старик в этот момент случайно выглянул бы в окно, то увидел бы автомобиль и меньше чем через двадцать секунд был бы здесь. Едва сдерживая нетерпение, Теодоракис наблюдал, как из салона не спеша вылезает репортер, а за ним — еще мужчина и женщина. Его так и подмывало броситься к автомобилю и вытащить их оттуда.
— Привет! — крикнул репортер с широкой благодушной улыбкой. — Настоящая идиллия! Просто чудо!
Черт бы ее подрал, эту идиллию, подумал Янис. Лучше пошевеливайся.
— Привет. — Его губы искривила улыбка. — Янис Теодоракис. Мы с вами вчера разговаривали по телефону.
Репортер протянул ему руку, затем вразвалку подошел к Рики, Нике и остальным, которые уже спустились с забора, и с ними тоже обменялся церемонным рукопожатием. Его коллеги тем временем выгружали из багажника аппаратуру. Репортер достал из кармана блокнот и принялся пространно излагать Янису задуманную им концепцию предстоявшей съемки.
— Да, здорово. — Янис не слушал его, лишь кивал и поглядывал в сторону усадьбы Хиртрайтера. Только бы успеть! От внутреннего напряжения сердце гулко билось в его груди.
Наконец подготовительная фаза закончилась. Женщина-оператор пристроила камеру на плече, звукоинженер надел наушники и подсоединил кабели, репортер взял микрофон с логотипом «HR». Освещенность соответствовала требованиям, звук был нормальным. Янис сделал глубокий вдох и ответил на первый вопрос.
Он говорил об осквернении природы, крупномасштабных вырубках лесонасаждений, тайном уничтожении подлежащих охране животных, которых парк ветрогенераторов лишит ареала обитания. К своему немалому облегчению, он ни разу не сбился, хотя его чрезвычайно раздражало то, что репортер постоянно кивал, улыбаясь, и чуть ли не в зубы совал ему микрофон. Наконец-то, наконец-то прозвучал самый важный для Яниса вопрос, ответом на который он мог поставить жирный крест на деятельности «ВиндПро». И в этот момент он увидел, как по склону холма карабкается старый зеленый джип Людвига Хиртрайтера. Время было рассчитано идеально.
Майское солнце смеялось с залитого лучами синего неба, воздух звенел от смеха гостей и благоухал ароматом сирени. Тордис была совершенно очаровательной невестой, а Лоренц — образцовым женихом, будто сошедшим со страницы иллюстрированной книги. И, тем не менее, их вид вызывал у Боденштайна неизбывную грусть. Свадьба сына — отнюдь не рядовое событие. Как часто они с Козимой мечтали о том дне, когда их первенец наденет обручальное кольцо!.. Все оказалось не так, как он себе представлял. Ему казалось, что новобрачные праздновали каждый сам по себе. Оливер стоял, опершись на балюстраду, с бокалом в руке, беседовал, смеялся — и между тем чувствовал себя инородным телом среди своих веселившихся родственников. Жизнь остановилась. Его взгляд был обращен в прошлое. Вопреки опасениям, у Козимы хватило здравого смысла явиться без своего русского, и поэтому у Оливера не было причин уходить раньше времени. Они поговорили, но этот разговор, как и все их разговоры в последние месяцы, был коротким, поверхностным и ограничивался практическими вопросами, касавшимися детей.
