Книга Планета грибов - Елена Чижова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
– Да, – ответила, притормаживая.
Партнер говорил медленно, на своем туговатом русском. Дослушала, не перебивая.
– Нет… Возникла небольшая задержка, но, надеюсь, через несколько дней. Максимум через неделю… Да, я знаю… – смотрела на высокий забор, рядом с которым остановилась. – Не в городе… Нет, – помедлила. – У родителей.
С той стороны установилась недоуменная тишина.
– Оформляю документы. Долго объяснять, – подумала: и не к чему.
За сплошным забором высился кирпичный дом, аккуратно оштукатуренный. Углы обложены декоративным камнем. Тарелка на крыше. У себя в Репине не обратила бы внимания: там такие дома – обычное дело. Можно сказать, средней руки. «Старый снесли, построили новый… Еще повезло с местом. У самой дороги. Есть где развернуться цементовозу, грузовикам с песком и гравием».
Агент, продававший участки, предлагал на выбор: Репино или Комарово. Дача в Комарове – мечта отца, писательский рай, в который, как ни старался, так и не сумел проникнуть. Честно говоря, екнуло: «А что, если?.. Так сказать, идущие за нами…» А потом представила: за каждым забором – писатель и жена писателя. Родители – многократно умножившиеся, населившие эту землю…
Второй этаж выдавался широким балконом. Сквозь балясины проглядывала ротанговая мебель: стол и три кресла. «Выходят, созерцают убогие окрестности: дома-развалюхи, времянки, сараи… Воображают, что отделились от соотечественников… Зажили новой жизнью…»
– Конечно, позвоню. Чао-чао…
Подъезжая к ДЭКу, подумала: «Или все-таки покрасить?.. Нет, – на этот раз решила твердо. – Не успеть. Пока вызову, пока… —
* * *
– А подите к черным!
Он моргнул. Фраза, повисшая в воздухе, на слух напоминала ругательство.
В ДЭКе ответили: рабочих нет, ищите частников. Потоптавшись у вывески, направился к рынку. Овощные бабки стояли за прилавком. Кабачки, мутные банки, ягоды в пластмассовых майонезных ведерках – на этот раз только крыжовник. К черным его послала костистая, самая высокая из трех.
– Да уж тогда к белорусам! – другая, одетая в мужской пиджак с широкими подложны́ми плечами, перебила.
– К белорусам! Белорусы-то сдерут! – третья, у которой вчера купил смородину, сбрызнула пучки: укроп и петрушку.
– Так зато и сделают. А черные – чего? Вон у меня, прошлый год, – костистая распрямила спину, став еще выше, – надо яму. Подрядились копать. Ладно, говорю, ройте. А они: бала́-бала́ по-своему, – она замолчала, будто ожидая ответной реакции слушателей.
– И чего, вырыли? – бабка в пиджаке сверкнула глазами, предвкушая страшный рассказ.
– Вырыть-то вырыли, – костистая признала не-охотно. – А все равно. На двор выйдешь, а они: бала́-бала́, бала́-бала́… Прям не по себе делается. Белорусы хоть говорят по-нашему…
Он слушал, не веря своим ушам: минуту назад она отправляла его к кавказцам, а теперь заняла сторону белорусов? Впрочем, черт с ней! Какая разница!
– А где их… кого-нибудь… найти? – вклинился в разговор.
– Да везде, – бабка в пиджаке махнула рукой не-определенно. – Вон, у дороги. Или там. Ходют у лесопилки. И чего ходют… – она бормотала безумные слова.
У дороги, прижавшись к обочине, стояли грузовики. На бортах белели крупные косоватые буквы, мелом: «Дрова», «Песок», «Гравий». Подходя, он задавался недоуменным вопросом: зачем писать, если нагружено с верхом?..
Водители, собравшись у головной машины, курили солидно и неспешно.
С каждым шагом становилось все больше не по себе, как в детстве, когда выходил во двор, где заправляли здоровые парни. Чувствовали себя хозяевами жизни. К этой общей жизни он не был допущен. Пытался, но не мог приспособиться: перенять их ужимки, особые словечки, которыми они обменивались. Что ни скажешь – всегда некстати. Хохотали, тыкали пальцами. Он помнит до сих пор: хохот стаи, уверенной в победе.
Однажды подслушал разговор. Одни стояли за углом. Один сказал: «А этот, урод-то наш, где? Чего-то давно не видно…» Другой ответил: «Явится. Куда денется…»
Эти выглядели испитыми и тощими, но в их глазах стояла та же неотчуждаемая правота: мир, к которому они приспособили свое существование, состоял из дров, песка и гравия. Ничьих. Как молочные реки с кисельными берегами: вырубай, насыпай, черпай. Главное, найти слабаков, согласных платить живые деньги.
– Интересуетесь? Дрова сухие, березовые. Шесть тысяч. Если требуется, наколем. Но, как говорится, за отдельную плату, – первый водитель хохотнул радушно, по-хозяйски.
– Сами-то строитесь или – как? – затушив прицельным плевком, второй отшвырнул окурок. – Песок чистый. С карьера.
– Мне сказали… Где-то здесь можно нанять человека…
– На какие работы? – третий включился по-деловому.
– Замок. Сломался. Может быть… Кто-то из вас?
«Зачем я спрашиваю? Я же знаю: эти не согласятся», – чувствовал неловкость, похожую на стеснение в груди.
Они смотрели молча и сурово, не удостаивая ответом.
Он двинулся дальше, к хозяйственному магазину, который бабки назвали лесопилкой. Когда-то давно на этом месте стоял кинотеатр: щелястый сарай. По субботам крутили кино. Старые фильмы, давным-давно прошедшие первым экраном. Теперь территорию огородили. За прутьями ограды лежали штабеля досок, высокие стопки шифера, рулоны металлической сетки – зеленые, словно облитые масляной краской. Вспомнил слово: рабица, похожее на женский род существительного раб. В родительские времена сетка-рабица продавалась одного, железного, цвета. Чтобы не заржавела, приходилось красить масляной краской.
– Простите…
– В десять, открываемся в десять, – парень в футболке и красной кепке, ходивший между штабелями, бросил через плечо.
– Я просто хотел… Мне… очень… нужен слесарь, – он попытался придать голосу уверенности, хотя бы чуток. – У меня сломался замок.
– Там, на той стороне, – продавец махнул рукой. – Вообще-то лучше пораньше, часов в девять, – сунул в карман рулетку. – Или в восемь. Чурки рано приходят. В девять – это белорусы.
– Думаете, сейчас бесполезно? – На той стороне дороги никого не было: ни славян, ни азиатов.
– Попробуйте. Подождите, вдруг снова появятся…
Перейдя дорогу, он сел на камень: «Придут. Кто-то же должен… Это их работа…»
На его участке тоже лежал камень. В свое время отец пытался вывернуть, делал глубокие подкопы. Кажется, единственный случай, когда родители не довели дело до конца. В этой местности огромные валуны попадались часто. Отец говорил: остались с ледникового периода, миллионы лет лежали в земле. Потом что-то сдвинулось, глубинные пласты зашевелились и выдавили на поверхность.
Сидел, поглядывая в небо: голубой купол твердел на глазах. Через час, когда от нежной утренней дымки не осталось следа, встал и побрел обратно, прикидывая, сколько потерял времени: с учетом магазина – зайти за молоком и хлебом, – два с половиной часа. Впереди, за соснами, вкоренившимися в песчаный склон, уже голубело озеро – маленькое, но глубокое. Местные называли блюдечком, на самом деле – омут: глубина метров семнадцать-восемнадцать. Здесь он никогда не купался, если не считать того раза, давно, сразу после вступительных экзаменов. Шел от станции, предвкушая, как скажет родителям, небрежно: «Ага, поступил». Вдруг, будто дернул черт: сбежал по песчаному склону. Поплыл, загребая и отфыркиваясь, радуясь несомненной победе: восемь человек на место, это вам не какой-нибудь технический… Филфак Государственного университета им. Жданова. Немецкое отделение. С его-то немецким. По тем временам средний школьный уровень. На репетиторов у родителей денег не было, впрочем, если бы и были… Родители говорили: в нашей стране за знания не платят. Занимайся, и всё получится. Самое удивительное – действительно получилось, несмотря на то что многие, с кем сдавал в одной группе, немецкий знали куда лучше. Видимо, срезались на других экзаменах. Особенно много двоек выставили за сочинение. Он получил пятерку…
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Планета грибов - Елена Чижова», после закрытия браузера.