Сама лексика скандинавских языков в немалой степени содействовала формированию этого суеверия. Например, в исландском языке довольно много таких выражений, которые могут быть истолкованы двояко.
В повествовании Снорри{33} Один не только сам постоянно меняет свой облик, но и своими чарами может, например, превратить врагов в диких свиней. В «Саге о людях из Озерной Долины» ведьма Льот заявляет, что легко обратила бы Торстейна и Ёкуля в вепрей и обрекла бы их навеки жить среди зверей (глава XXVI). Выражение verða at gjalti (или at gjöltum) — «стать вепрем» — вообще довольно распространено в сагах.
«В этот миг подоспели люди Торарина. Нагли оказался из них самым проворным, но, едва он увидел, как враги хватают оружие, его объял ужас; он поворотился и побежал в гору, и обернулся вепрем…{34} Тут Торарин и его люди прибавили ходу, потому что они хотели спасти Нагли, дабы он не бросился в море или не забрался высоко в горы» («Сага о людях с Песчаного Берега», глава XVIII). Аналогичное выражение встречается в тексте «Саги о Гисли, сыне Кислого» (Gisla Saga Surssonar). В «Саге о Хрольве Жердинке» один из героев — тролль, перекинувшийся кабаном, которому все поклоняются и воздают почести. В «Саге о людях с Килевого Мыса» (Kjalnessinga Saga) воины сравниваются с дикими свиньями: «и стали они подобны диким свиньям, ибо те точно так же ведут себя, когда дерутся друг с другом, все в пене» (глава XV). На основе этих примеров можно сделать вывод, что на самом деле выражение verða at gjalti («стать вепрем») означало «быть вне себя от возбуждения или страха», однако буквальное значение этого фразеологического оборота наверняка послужило основой для множества невероятных историй об оборотнях.
Мы с вами достаточно подробно рассмотрели скандинавские мифы о различных превращениях, и в частности об оборотничестве, потому что именно эти мифы, как мне кажется, помогают выявить истоки средневековых суеверий, ведь в скандинавском эпосе эта тема развита наиболее полно. На основе приведенных цитат и ссылок можно сделать определенные выводы, которые сводятся, в частности, к следующим положениям.
На самом деле фабула всех этих волшебных историй о превращениях основывается на одном реальном факте: среди населения Скандинавии была распространена особая форма сумасшествия или одержимости, при которой люди начинали вести себя так, будто превращались в диких зверей, — они теряли рассудок, с диким воем нападали на других, ими овладевала жажда крови, и в своей ярости безумцы действительно становились подобны волкам или медведям, в шкуры которых они часто облачались.
Постепенно людям, страдающим этим заболеванием, стали приписывать различные сверхъестественные способности. В связи с этим я уже рассмотрел семантику слов, использовавшихся для описания сумасшествия, в скандинавских языках с диахронической точки зрения. Кроме того, я упоминал и о двойном значении слова vargr, а также приводил фрагменты саг, описывающие симптомы этого вида бешенства. В Средние века и позднее, вплоть до настоящего времени, отдельные случаи одержимости, подобной ярости берсерка, были отмечены не только в Скандинавских странах, но и во Франции, Германии и Англии. Так стоит ли обвинять сказителей и хроникеров во лжи? Не лучше ли постараться отыскать в их чудесных историях зерно истины?
Всякое суеверие обусловлено определенными реальными причинами. А если речь идет о столь широко распространенном в мировых масштабах явлении, как миф об оборотне, то здесь нельзя не быть уверенным в наличии у этого суеверия некоего рационального обоснования. Суть его в том, что существовала либо существует особая форма сумасшествия, при которой больным кажется, что они превращаются в зверей, и они начинают вести себя как звери.
В некоторых случаях эта болезнь прогрессирует, перерастая в одержимость, и тогда страдающие ею люди совершают столь отвратительные и жестокие поступки, что от одних лишь их описаний кровь стынет в жилах.
Глава пятая
ОБОРОТНИ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Олаус Магнус о вервольфах Ливонии. — Из сочинений епископа Майолуса. — Об Альбертусе Перикофциусе. — Аналогичный случай в Праге. — Святой Патрик. — Повествование Иоанна Нюрнбергского. — Бисклавре. — Оборотни в Курляндии. — Пейре Видаль. — Ликантроп в Павии. — Рассказы Бодена об оборотнях. — Случай ликантропии, описанный Форестусом. — Неаполитанский оборотень
В труде Олауса Магнуса{35} находим следующие сведения:
«В Пруссии, Ливонии и Литве население постоянно страдает от прожорливых волков, нападающих на скот, который отбивается от стада и забредает в лес. Однако эту беду местные жители считают менее тяжкой, чем злодеяния, чинимые людьми, что обращаются в волков.
В ночь накануне Рождества Христова множество волков-оборотней собираются в условленном месте и оттуда разбегаются стаями, яростно круша все, что попадется им на пути, и безжалостно убивая людей и домашний скот. От этих набегов тамошнее население страдает гораздо сильнее, чем от ущерба, причиняемого обычными волками. Ведь если случится стае оборотней заприметить в лесу одинокий хутор, он будет осажден; оборотни станут пытаться выбить двери, и, коли им это удастся, они ворвутся в дом и сожрут всех его обитателей: людей и домашних животных, а потом спустятся в погреб и осушат весь запас меда и пива, причем пустые бочки водрузят одну на другую, тем самым показывая, что здесь побывали не просто волки… На границе Литвы, Ливонии и Курляндии сохранились руины старого замка. У его стен по ночам иногда собираются тысячи оборотней, чтобы посостязаться в прыгучести. Те, кто окажется не в силах запрыгнуть на стену замка (обычно такое случается с теми, кто порядком разжирел), безжалостно караются вожаками — их немедленно убивают»[22]. В главе 47 Олаус повествует о некоем дворянине, который однажды, путешествуя в сопровождении нескольких крестьян, заблудился в чаще леса. Надо сказать, что крестьяне те кое-что смыслили в колдовстве. Когда настала ночь, путникам оказалось негде заночевать. К тому же они были очень голодны, а припасы еды у них иссякли. Тогда один крестьянин предложил остальным, что добудет ягненка, если они поклянутся впредь молчать об этом. Все поклялись.
Крестьянин удалился в лес и перекинулся волком. В этом обличье он напал на стадо, которое паслось неподалеку, схватил ягненка и принес его в зубах своим спутникам. Те чрезвычайно обрадовались. Оборотень же вновь удалился в лес и там превратился в человека.
Жена ливонского дворянина сказала как-то своему слуге, что сомневается в том, чтобы люди могли на самом деле превращаться в животных. Слуга же выразил готовность немедленно представить ей доказательства того, что такое возможно. Он вышел из комнаты, а через мгновение под окнами женщина увидела волка. Собаки погнались за ним, и одной из них удалось вырвать ему глаз. Когда на следующий день слуга явился к хозяйке, она увидела, что он окривел.
