Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
«Она удрала, просто и незатейливо».
Эшленд сцепил пальцы, чтобы не смять листок.
— Ужасно, я знаю. Мистер Гримсби уже разнес меня в пух и прах. Но с другой стороны, он впечатлен моим знанием математики.
— Так и должно быть. — Эшленд положил листок обратно на стол. — Ну, мистер Гримсби? Каково будет ваше суждение?
Лицо Гримсби все еще розовело под этими его пугающими кустистыми пшеничного цвета бакенбардами. Он откашлялся.
— Лорд Сильверстоун очень умен, ваша светлость, как я и предполагал, но в грядущие месяцы ему необходимо заниматься с куда большим усердием и дисциплиной. Ему еще нет шестнадцати, и его обучение в лучшем случае можно назвать беспорядочным, а ему придется состязаться за место с более старшими учениками общественных школ, которых натаскивали на латынь ежедневно в течение восьми — десяти лет. Полагаю, имя поможет ему пройти…
— Вот еще, — пробормотал Фредди.
— …но сомневаюсь, что его милость захочет, чтобы удача родиться в таком семействе лишила возможности продвинуться более подготовленных молодых людей. — При этих словах глаза Гримсби заблестели, словно он и вправду волновался за судьбу того достойного школьника, которого оттолкнут в сторону ради сына герцога.
Эшленд поднял бровь.
— Отлично сформулировано, мистер Гримсби. Фредерик? Ты согласен?
— Ну, если это так представить, — угрюмо буркнул Фредди. — В конце концов я не совсем конченый подлец.
— Полагаю, мистер Гримсби совершенно прав. Основная мощь Британии заключена в возможности отыскивать и поощрять юношей, обладающих исключительными способностями, и давать им шанс усердным трудом и прилежанием улучшить свое жизненное положение. Больше нигде в Европе талантливый юноша, не имеющий надежных связей, не может продвинуться и занять выдающийся пост, а в результате мы наблюдаем на континенте застой, разложение и тиранию. — Эшленд постучал пальцем по верхней книге в стопке Гримсби — аккуратном издании «Начал» Ньютона.
— Ну хватит, отец, — пробурчал Фредди. — Это уже чересчур.
Лицо Гримсби запылало, приняв угрожающий багровый оттенок.
— Это не совсем так, ваша милость. Я бы не заходил так далеко, чтобы употреблять слово «тирания».
— Тирания и беспорядки, — отрезал Эшленд. — Возьмите хоть последний случай в Германии, в этом Хольстайн-Швайнвальде. Ничтожное отсталое государство, совершенно второсортное, не представляющее для большого мира никакого интереса…
Отсталое!
— Но даже там имелся самовластный правитель, деспот, предпринявший попытки перекроить право престолонаследия в угоду собственным интересам и предотвратить развитие демократической формы правления…
— Разве справедливо, ваша светлость, что преемственность должна оборваться только потому, что детьми князя оказались девочки, а не мальчики? Самой Британией, а если уж на то пошло, и половиной мира, правит женщина. — Голос Гримсби дрожал от волнения.
— Ваши взгляды достойны восхищения, мистер Гримсби, но позволю себе напомнить, что Великобританией правит ее народ, как вам прекрасно известно. Королева Виктория, да благословит ее Господь, играет в управлении страной лишь церемониальную роль. Но вообще-то мы здесь не для того, чтобы обсуждать политические теории. Мы собирались обсудить прилежание лорда Сильверстоуна в занятиях и его долг получить место в университете исключительно благодаря достоинствам.
Гримсби опустил взгляд на лежавшие перед ним бумаги и аккуратно сложил их.
— В этом вопросе мы с вами полностью сходимся, ваша светлость. Я сделаю все возможное, чтобы подготовить его милость.
— Очень хорошо. — Эшленд взял самый надежный на вид стул и отодвинул его от стола так, чтобы на правую сторону лица падала тень от окна, причем устроился так инстинктивно, даже не заметив этого. — Продолжайте, — махнул он рукой. — Просто сделайте вид, что меня тут нет.
Гримсби медленно моргнул своими большими голубыми глазами из-под очков.
— Ваша светлость?
— Я изменил свой график, чтобы иметь возможность часа два спокойно понаблюдать. — Он милостиво улыбнулся обоим.
— Отец, это невозможно! Не заметить тебя так же легко, как огромного слона!
Эшленд потрогал пустую манжету. Сегодня утром обрубок руки болел сильнее, чем обычно. Возможно, меняется погода — зима на подходе.
— И тем не менее, — сказал он.
— Не будь посмешищем, отец…
— Отец вашей милости имеет полное право остаться и понаблюдать, — произнес мистер Гримсби. — В конце концов именно он платит за ваши занятия.
Эшленд скрестил на груди руки, изучая Гримсби. Он всегда считал, что неплохо разбирается в характерах, за редчайшими исключениями, но молодого учителя пока не раскусил. В нем имелась определенная свежесть и простодушная невинность. Светлые волосы блестели под густым слоем липкой помады, щеки все еще удивленно розовели после неожиданного появления Эшленда. Если бы не бакенбарды, роскошно курчавившиеся на щеках Гримсби, он казался бы совсем юным, вряд ли старше самого Фредди.
И его глаза. Эшленд чуть склонил голову, наблюдая за обоими. Гримсби объяснял Фредди, заскучавшему и обмякшему на стуле, что-то из латинских спряжений, и его голубые глаза серьезно прищурились, так что между бровями залегла складка. Старая душа, сказала бы мать Эшленда, кивая головой. Старая и мудрая.
Эшленд снова вспомнил вчерашний вечер в пивной и Гримсби, размахивающего куриной ножкой, с лицом, пылающим решимостью.
Гримсби, поправивший свои лацканы несколько минут назад, когда Эшленд молча наблюдал за ними от дверей. И его непреклонный голос: «В таком случае она дурочка».
Тот старичок, последний учитель Фредди. Лет семьдесят, не меньше, редеющие волосы и ворчливый голос. Вечно жаловался на невнимание Фредерика и отсутствие дисциплины. «Нельзя от меня ожидать» и «при таких условиях».
Эшленд сложил руки на груди, спрятав пустую манжету и наслаждаясь тем, как давит на обрубок другая рука. У Гримсби голос негромкий, чуть хрипловатый, причем почти намеренно, словно он пытается компенсировать юный возраст искусственной звучностью. Решимость, терпение, ум. Этот парень ничем не походит на прежних учителей, увольнявшихся через два дня, неделю, три недели, сытых по горло искрометно ярким умом Фредди и непрерывным воем ветра среди унылого ландшафта.
Отсюда возникает вопрос: почему Олимпия отправил Гримсби в Эшленд-Эбби, а не использует юношу сам?
В конце концов Олимпия никогда и ничего не делает просто так.
Эшленд внезапно встал.
— Благодарю, мистер Гримсби, — сказал он. — Оставляю вас обоих в покое.
Он вышел из комнаты и спустился по лестнице вниз, в свой личный кабинет. До рискованного вечернего предприятия ему необходимо переделать много дел по имению.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
