Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Впрочем, в парке в этот глухой полуночный час не было никого, кто стал бы ломать голову, гадая, кого это несет сквозь туманную мглу по пустынным аллеям. Если под сенью мокрых от конденсированной влаги ветвей кто-то и находился, то он, этот кто-то, ни о чем не гадал, а точно знал, кто, откуда, куда и зачем направляется. Предложение поступило, отказаться от него было выше человеческих сил — по крайней мере, выше сил того человека, что, оступаясь и шаркая подошвами, неуверенно приближался к условленному месту встречи. Неверная походка, свидетельствующая о довольно тяжелой степени опьянения, служила идущему недурной характеристикой. От рождения и до смерти каждый из нас представляет собой всего лишь хрупкий сосуд, вместилище сложного коктейля человеческих качеств. Наследственность, среда и воспитание подавляют одни из них и делают более заметными другие. Наиболее значимыми, определяющими чертами характера того, кто приближался сейчас сквозь туман к горбатому мостику, были трусость и жадность. С годами он стал достаточно умен и опытен, чтобы удачно скрывать это от окружающих. Его считали грамотным, образованным, деловым, хватким и надежным — надежным настолько, чтобы доверять все более сложные и ответственные участки работы. Высокое доверие он оправдывал не хуже и не лучше других, но трусость и жадность никуда не делись — он не умел, а может быть, просто не считал нужным с ними бороться.
Перешедшая допустимые границы жадность сделала его уязвимым, а трусость, когда пробил час, привела в этот тихий, плачущий капелью, затянутый сырым туманом ночной парк. О государственных мужах не принято отзываться в подобных выражениях, но тот, кто, стоя в тени горбатого мостика, вслушивался в приближающиеся шаги, точно знал, что сильные мира сего не так уж заметно отличаются от простых смертных. Какие бы деликатесы ни вводили они в себя через верхний конец туловища, то, что спустя положенное время выходит наружу через нижний, пахнет немногим лучше, чем у школьного учителя или дворника, который накануне закусывал ливерной колбасой паленую водку. И те из нас, кто сделан из материала пожиже, независимо от социального статуса, в острых ситуациях ведут себя примерно одинаково — так же, как этот «ежик в тумане», не нашедший лучшего лекарства от своих горестей, чем алкоголь.
Глеб Сиверов напомнил себе, что цинизм — не лучшая из призм, через которые рекомендуется смотреть на мир. А впрочем, тут же подумал он, — это еще надо разобраться, из чьих уст и с какой целью исходят подобные рекомендации. Конечно, циник для власть имущих существо крайне неудобное. Пламенными речами его не проймешь, на квасной патриотизм не купишь и вкалывать всю жизнь за здорово живешь во имя светлого будущего не заставишь. Оставим в покое деятелей искусства, которые, между прочим, сплошь и рядом тоже хороши. Но, если говорить о специалистах — ученых, инженерах, врачах, военных, — то те из них, кто хоть чего-то стоит, суть отъявленные, прожженные циники. А уж политики по этой части играючи дадут сто очков вперед кому угодно, в этом плане президент ядерной супердержавы и духовный лидер шайки террористов ничем существенным друг от друга не отличаются.
Еще Глеб подумал, что киллеров это тоже касается — о, еще как! Особенно таких, как он — с солидным стажем работы по специальности, позволяющим претендовать на звание заслуженного. Если есть заслуженные учителя, заслуженные артисты и заслуженные деятели торговли, почему не быть заслуженному киллеру? А заслуженный киллер, если не является клиническим идиотом, просто не может не быть циником: такое мировоззрение необходимо ему для сохранения психического здоровья и душевного равновесия. Хотя цинизм, как и все на свете, хорош в меру. Если с ним переборщить, он может проесть в человеке дыру, как избыток соляной кислоты прожигает дыру в стенке желудка, вызывая язву.
Шаги звучали уже совсем близко, к шарканью подошв добавилось невнятное бормотание и неразборчивые, но откровенно воинственные возгласы: уверенный, что его никто не слышит, ходок явно пытался подбодрить себя и настроить на решительный, боевой лад перед предстоящим трудным разговором.
Старался он напрасно: разговаривать с ним тут никто не собирался.
— Туману напустили, — едва ворочая заплетающимся языком, ворчала бредущая сквозь сырую оттепельную мглу VIP-персона. — Ничего, дайте срок, мы вас всех на чистую воду выведем! А то ишь ты — кормпр… копр… компромат, видите ли, у него! Доказа-а-ательства! Шантаржи… шантажировать он меня вздумал! Не знаешь, с кем связался, ушлепок! Я тебе покажу шантаж! Я тебе твои доказательства в такое место засуну, откуда ты их без бригады проктологов не вынешь!
Судя по производимым звукам, он был уже совсем близко. Глеб снял и убрал в карман ненужные при таком освещении очки с дымчатыми стеклами. Металлическая дужка едва слышно звякнула, соприкоснувшись с рукояткой лежащего в кармане пистолета. Досадливо поморщившись, поскольку, находясь на работе, считал любое, даже самое мелкое, проявление забывчивости весьма тревожным симптомом, агент по кличке Слепой аккуратно переложил очки в другой карман. Очки были новые, купленные всего три дня назад за очень приличную сумму, и поцарапать противобликовое покрытие линз об угловатое железо «Стечкина» Глебу не хотелось. Пользоваться огнестрельным оружием он в этот раз не собирался (хотя и предпочел бы, будь его воля, без затей пристрелить зарвавшегося казнокрада и мздоимца), а пистолет прихватил просто на всякий случай. И ему вовсе не улыбалось, когда «всякий случай» наступит — как водится, совершенно неожиданно, — вместе с оружием выхватить из кармана цепляющиеся растопыренными дужками за все, что подвернется, очки.
Он быстро прокрутил в воображении коротенький комедийный ролик из жизни киллера-неумехи. Вот он пытается лихо, по-ковбойски, выхватить из кармана пистолет, очки цепляются за ткань подкладки и, дребезжа, отлетают в сторону; пистолет тоже цепляется, вырывается из руки, падает в канал и, булькнув, уходит на дно. Несостоявшаяся жертва с жалостью и сочувствием наблюдает за манипуляциями незадачливого убийцы, а затем спокойно удаляется, оставив растяпе сто рублей на пиво и посоветовав сменить профессию…
В разжиженной светом фонарей и гирлянд туманной мгле возникло движение, и на мостик, пьяно качнувшись, вступила темная человеческая фигура. Человек этот был высок, на полголовы выше рослого Глеба, но из-за своих внушительных объемов издалека казался приземистым и неуклюжим. Между полами расстегнутого пиджака выпирало туго обтянутое белой рубашкой внушительное брюхо — именно брюхо, а не брюшко, поскольку стадию, когда в отношении нее можно было использовать уменьшительно-ласкательные суффиксы, данная часть наблюдаемого VIP-организма миновала уже очень давно. Кое-как затолканный в левый карман пиджака полосатый галстук свешивался наружу, как язык дохлой дворняги, воротник рубашки был расстегнут, и заплывший жиром двойной подбородок плавно переходил в заросшую густой рыжеватой шерстью грудь. Одутловатая физиономия, и в трезвом виде не вызывавшая особенных симпатий, в данный момент выглядела просто-напросто отталкивающе. Алкоголь парализовал мимические мышцы, уголки рта опустились, щеки обвисли, а глаза сонно и тупо таращились на затянутый пеленой тумана мир из-под отяжелевших, так и норовящих сомкнуться век. Левой рукой человек сжимал горлышко пузатой коньячной бутылки, в правой дымилась, грозя обжечь пальцы, забытая сигарета. Господину заместителю министра обороны было всего сорок шесть, и воистину бычье здоровье до сих пор позволяло ему свысока поплевывать на советы и рекомендации врачей. В этом он был, несомненно, прав — по крайней мере, с точки зрения Глеба Сиверова, который точно знал, что ни рак легких, ни цирроз печени товарищу замминистра не грозят.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
