Книга Дикость. О! Дикая природа! Берегись! - Эльфрида Елинек

Слева от ворот — охотничья сторожка, там живет смотритель, потом — скрытый от посторонних глаз родник, еще немного — и мы оказываемся совсем наедине с собой, в наших частных владениях, нежно оцепленные живучими заборами с колючей проволокой, окутывающими нас подобно женским волосам. Здесь нам не страшны ни электричество, ни электрон, ни атом. Здесь лучезарно сгрудились скопления живых, хотя и частных благ для ублажения короля универмагов и его гостей, необозримое море природы любой степени зрелости и распада. Срок годности, эта крайняя демаркационная линия, которую назначила нам природа, вы можете прочитать снаружи на упаковке. И теперь они, эти короли в своих областях, приступают к незамедлительному потреблению своей собственности: экономика, природа, культура. Культура представлена очаровательной киноактрисой, которая требует подать ей что-то из косметички, и ее требование тут же исполняется. В целом же она легко обозрима, как степь, не ограниченная делами и действиями, которые она когда-либо затевала. Ее муж, напротив, с ранней юности поспешает с одного места действия на другое. Панорама прекрасна. Небывалый испуг таится в хвое тишайших пихт. Машины составлены вместе наподобие крепости и похожи на ружейную пирамиду. Король универмагов берет слово, и оно в деталях тут же подтверждается двумя студентами, которых для этого прихватили с собой. Состояние королевского леса давно изучено, и мнение о его до ужаса плачевном состоянии подтверждено. Это не его вина, он вкладывает невероятные суммы в сохранение и восстановление лесного массива, но результаты подсчетов столь же безрадостны для неугомонного сердца владельца, как и все это государство в целом. Пасквили из-за границы, возможно с Востока (направление — Пасха), прилетают каждый день, надо закрыть для них воздушное пространство! Они агрессивны, как русские, и ядовитее, чем естественные надобности ребенка из рабочего квартала. Король изрыгает проклятия, расстегивая ширинку, он даже не отходит в сторону и грубо мочится прямо в мох. При этом он ни на мгновение не перестает ругаться. Подданные судорожно кивают, кто-то делает большой глоток — пьет из родника. У этого человека глотка луженая, он сразу бутылку заглотить может. Марочного вина. Король расточает угрозы. Он угрожает государству, закону, ответственному за лес министру и многочисленным прочим ответственным лицам, которые его нормам не соответствуют. Внизу, в мрачных закоулках других ландшафтов, кровно обиженные за отравленный ландшафт высоко над головой поднимают культями своих рук транспаранты, чтобы экологическая политика стала наконец-то транспарентнее. Их мнение едино под этим свинцовым небом! Им отдают справедливость и воздают по справедливости. В общем-то, все ведь выступают за это, то есть за то, за что другие, ибо уже видят, как их прекрасная родина (Земля!), ее родные болота, ее грандиозные колыбельные низины затягиваются неровной ядовитой пленкой. Они вынуждены терпеть ракеты! Там, где когда-то мама тащила их за руку, вздымается в небо вонючая свалка отходов от индустриальных опухолей, этих фурункулов на теле Земли, которые прорываются сквозь прозрачную пленку лесной защиты наподобие кратеров, увенчанные гнойной головкой. Кто же непрестанно внушал им, что они должны защищать все, чем владеют? Все по праву и в полном составе принадлежит им, этим футбольным фанатам, плоским, как заплаты (к тому же они всегда принадлежат к каким-нибудь союзам, во всяком случае им, как заплатам, всегда приходится к кому-то липнуть). Все принадлежит им, тем, кто бессмысленно ликует и, обезумев от телевизора, тупо терзает в клочья свои кухонные фартуки (разве по ним не видно, что за миллион они могли бы прекрасно выглядеть?). Они пытаются жаловаться, поют гимн бессильных лимонадных головок, но как только раздается песнопение вечерних новостей, они тут же умолкают, чтобы не упустить гнилостного запаха мертвечины из-за границы, куда они сами время от времени наведываются, и еще — спортивные новости! Разве они могли бы выжить, не имея возможности постоянно наблюдать, как все новейшее, к которому они непричастны и не могут взять его с собой, выметается из человеческого рта, под которым красуется галстук с вручную завязанным узлом: вылетает порох, не стоящий выстрела, — их завтрашняя судьба, которую уже сегодня мастерят в своих домашних мастерских такие, как король универмагов; из обрезков ткани и кожи. Этот богатей оплачивает министров, которым положено представлять их, несчастных, так почему он не оплачивает прямо бедняков, ведь они бы запросили гораздо меньше. Зато их количество — гораздо больше, вот и выходит баш на баш.

Предпринимательша, выглядывая из своей гладкой статуэточной оболочки, смотрит на красивые ландшафты. Красота, этот яркий конус света, падает на невинные поля и пастбища. Милая девочка, так ты, оказывается, не только покупаешь журнальчики, ты им еще и веришь! Стоит же ступить на землю Австрии хоть где-нибудь, и ты узнаешь, что внешняя видимость не важна, а ценность такой вот женщины не измеряется миллиардами шиллингов. Внешнее впечатление — это оттопыренный карманчик, это то, что многие не по праву напяливают на себя для тепла. Предпринимательша смотрит на частную дорогу, которая построена для таких как она и им подобных, им же и посвящена, и ей нет смысла вылезать из машины и углубляться в эту местность. Совсем рядом она видит поросшие зеленью выдающиеся вперед (и в ее сторону) колени лесоруба. Выдающийся вид. С момента отправления он, одетый в свою лучшую куртку, ни единого раза не решился обернуться. Его дыхание шумно перемалывает воздух, который от зловонного пота этой женщины стал совсем липким и противным. Посреди внутреннего балагана ее организма вкривь и вкось пролегли дорожки набухающих кровью сосудов — похоже, вот-вот что-то начнет здесь расцветать, так нам кажется. Ох уж эта флагманша! Она и этот мужчина не решаются посмотреть друг на друга, каждый лишь, дразнясь, высовывает кончик языка из своей персональной комнаты ужасов. Страна тем временем спокойно пишет про себя в рекламных проспектах: здесь каждый может заниматься любым видом спорта, каким захочет. Женщина хотела бы сейчас задать тон, настоять на каких-нибудь мерах или манерах, но оцепенела в оторопелом молчании. Итак, вот они, друг и враг, и подъемники уже заработали. В природе природы есть одно свойство: она снисходительно относится даже к самому противоестественному совокуплению. Но всему, что находится за пределами отношений осла и лошади, на этой зыбкой трясине действительно абсолютно нечего делать.

Киноактриса улыбается, ее габариты и вес раз и навсегда определены Господом. За это она в свое время получала призы. Агкоголю не дано ее разрушить, каждую ночь она регенерирует, эта Белоснежка, — какой соблазн для стороннего наблюдателя! (Ведь все прочие — это цирковые артисты на канате жизни, им приходится следить за тем, чтобы не свалиться вниз.) Она выбирается из машины и сходу, без разбору делает несколько снимков, в том числе пытается в шутку сфотографировать своего писающего мужа, который смеется и, закрываясь от объектива, протягивает к ней руку, словно хочет ее ударить. Те, чье призвание — объективная подача информации, к счастью, не были сюда приглашены. Возмещение убытков они проедают сейчас внизу, в трактире. Великолепие владельца Альп сомкнулось вокруг них прочным морским узлом. А король универмагов все рокочет, этот добродушный барабан, — в конце концов, он из той гулкой породы людей, которая добилась для себя дворцов, тогда как другие живут в закутках. Его жена тем временем обнаруживает на земле крохотное растеньице, щелк — и она тут же радостно поглощает его фотоаппаратом. Она еще обращает внимание на разные мелочи, но ей все равно. Это растеньице — натуральный налог с природы, которому она своей рукой, рукой власти, обеспечивает значительность. Вот какое дикое дуновение может коснуться простого сорняка, мы же, пожалуй, лучше поучаствуем в веселой загородной вечеринке. Министр и его министерские приспешники, лопаясь от деревенской спеси, заключают пари, споря о том, кто в качестве собственника этой местности был бы более узнаваем: в одном за километр все узнают обманщика, в другом за два километра видно дойную коровку, во всяком случае — человека продажного. Они действительно своим трудом добывают каждый грош, который им удается выжать. Здесь, на природе, их истинный дом, и пусть-ка король универмагов устелет им эту колыбельку мягкой подстилкой! Потолще постелешь — крепче поспишь! Со спокойной-то, туго набитой совестью! Предпринимательша закашлялась со страху. К ее борту только что притиснулся скалистый берег лесоруба. Что притягивает ее к таким вот мрачным ярмарочным слугам? А этот ведь, похоже, до сих пор верит в «Чудо любви» — так называется одна из выписанных им по почте книжонок, то есть верит в чудо между человеком, который всех партнеров отсылал прочь, и любым другим, который ничем не отличается от любого другого нелюбимого (или недалекого). Лесоруб с необыкновенной точностью помнит (у него ведь в голове много свободного места, ему даже туристскими проспектами его не надо занимать) все свои просветительские книжки с обильными иллюстрациями и скупыми пояснениями, которые он покупал, и теперь, сидя с бледным как мел лицом, решает повернуться к этой женщине. Она дорога ему как фотография. Он открывает рот, загорается лампочка, просвечивающая его насквозь. То, что он произносит на местном диалекте, быстро сбивающемся на невнятный лепет деревенской улицы, тут же возвращается ему в вежливой форме. Женщина подобрала эту вещицу с земли, но использовать ее не может. И вот он снова покоится в полной тишине, как курорт Бад-Гаштайн. Ощущая пустоту, предпринимательша обхватывает обеими руками собственное тело и начинает саму себя убаюкивать. Что остается думать мужчине? Что она хочет защититься от него, как от телевидения? Волосы предательски падают вниз, окутывая ее опущенную голову, они мокры от пота, среди паутины волос торчит ухо, как у неживой. Как будто оно ей не принадлежат. Под глазами, которые сейчас вообще не видны, в ее вялой коже начинает вить гнезда старость. Нет, в матери лесорубу она не очень-то пока годится. Обоим нашим драгоценным начальникам (министру и тому, другому), по крайней мере, согревает задницу веселое ржание в их персональных конюшнях. Чего они ни капельки не боятся, так это возраста, потому что с годами собственности у них будет все прибавляться.