— Это так, — ответил Дэлавар, — все пути, кроме путей крови. Пойми, Фэрил: если бы в тебе текла кровь Высшего Мира, как в жилах эльфов, тогда ты могла бы перебраться в Адонар. Будь в твоих венах кровь Нижнего Мира, как у рюптов, ты могла бы добраться до Неддра. Кровь Среднего Мира позволяет переходить в Митгар из других Сфер. Несмотря на Разделение, кровь одного из Миров дает возможность переходить из Мира в Мир… если совершается особый обряд перехода.
— Понятно. А Бэйр сможет перейти в Адонар и вернуться назад? А в Неддра и обратно? А в Вадарию, Мир магов, и обратно?
Прежде чем ответить, Дэлавар внимательно посмотрел на Уруса:
— Точно так же как Урус мог бы перейти в Неддра, знай он обряд перехода. И в Вадарию, если бы путь туда существовал, а затем вернуться на Митгар. Так же и Бэйр сможет переходить в другие Миры, поскольку в нем течет необходимая для этого кровь. Пути крови для него открыты.
Урус нахмурился и недовольно возразил:
— Даже если бы я знал обряд перехода, я не пошел бы в Неддра, ну разве что преследуя какое–нибудь чудовище вроде Стоука.
Глядя на Уруса, Фэрил согласно кивнула, а затем, повернувшись к волку–волшебнику, спросила:
— А ты сам, Дэлавар, можешь переходить из Мира в Мир?
Дэлавар вздохнул:
— Я часто делал это еще до Разделения, и, хотя я родился на Митгаре, я не думал о нем как о своем доме. Вадария мне подходила больше… и именно там я провел большую часть своей юности, изучая пути магов. Ну а после разрушения Рюуна я уже никогда не смогу отправиться туда снова.
— Никогда?
— Никогда. В Рюуне был единственный известный переход, а когда острова не стало, не стало и моста между Мирами.
— Как жаль, — вздохнула Фэрил, — как жаль.
Как будто чувствуя что–то неладное, Сияющая подошла к Дэлавару и устроилась у самых его ног, а он нагнулся и погладил ее по голове.
— Но ты же мог отправиться в Неддра или нет? — спросила Фэрил.
— Мог, но желания не возникало. Кроме того, я никогда не смогу вернуться оттуда на Митгар: я не принадлежу этому Миру по крови.
Фэрил, привстав, коснулась руки Дэлавара:
— Здесь по крайней мере ты вместе со своими волками.
Дэлавар вздохнул:
— Они не мои. Дрэги — создания Адонара, но я не могу следовать за ними туда.
— О боги! Как мне раньше не пришло это в голову. Ведь, имея возможность уйти домой, они предпочли остаться здесь, с тобой, — сказала Фэрил, подойдя к Сияющей и обнимая ее за шею. Сияющая стоически перенесла объятия.
Фэрил посмотрела на Риату и произнесла: — В ее преданности можно не сомневаться.
Когда они в темноте пробирались по глубокому снегу к дому, Дэлавар произнес:
— Послушайте меня, Риата и Урус. Чаще называйте его по имени, потому что оно будет восстанавливать истинный облик Бэйра. Он должен запомнить его и знать, что оно принадлежит ему, поскольку без этого он может так и остаться в облике дрэга: стать дрэгом, и остаться им навсегда, и никогда не найти пути назад. — Дэлавар замолчал и посмотрел на Серого и остальных волков, неотступно следовавших рядом, а затем сказал: — Ну вот и все; дела, которые я намеревался здесь сделать, сделаны, и мне надо отправляться в путь. Хочу, чтобы вы помнили вот о чем: берите Бэйра с собой на празднования смен времен года. Эти обряды для него жизненно важны, и, хотя он еще несмышленое дитя, ритуальные таинства должны отложиться в его сознании. Пойте ему обрядовые песни вместо колыбельных и приучайте его перебирать ножками, делая шажки, несмотря на то что ходить он еще не умеет.
Выражение откровенного изумления появилось на лицах Фэрил и Уруса. Слова Дэлавара не могли воодушевить их, однако Риата, поняв смысл сказанного, задумчиво кивнула:
— Я буду делать это, Дэлавар.
Урус отпер дверь, и красноватый отблеск огня в камине раскрасил падающие с неба снежинки розовым. Дэлавар остановился перед порогом и сказал:
— Помните все, что я сказал. Урус, как можно лучше обучай его перемене облика, а ты, Риата, обрядам смены времен года. Пусть он идет в путь вместе с Араваном. Не спускайте глаз с тех, кто может причинить ему вред.
Дэлавар посмотрел на восток, а затем перевел взгляд на Бэйра и стал пристально вглядываться в личико младенца, словно стараясь запомнить его. Подняв глаза на его мать, он сказал:
— Приближается ужасная черная буря, и твое дитя — это надежда мира.
Он не сказал больше ни слова и даже не взглянул на багровые языки огня в камине, манящие и сулящие уютное тепло. Вдруг сумрак начал сгущаться вокруг Дэлавара, его облик стал меняться, увеличиваться в размерах, приобретать серебристо–серую окраску, появились черные когти и блестящие клыки. Существо опустилось на четыре конечности, и там, где только что стоял Дэлавар, находился сейчас оскалившийся дрэг, чуть более темного окраса, чем остальные.
Повизгивая и негромко подвывая, громадные серебряные волки сделали круг по поляне, а затем все как один выстроились в цепочку и побежали прочь в снежную круговерть и быстро растаяли в вечерних сумерках, наплывающих на Арденскую долину.
— Итак, — сказала Фэрил, когда волки окончательно скрылись из виду, — думаю, все закончилось так, как надо.
Но Риата, стоя на пороге в малиновых отблесках камина, отчего ее тень, ясно различимая перед порогом, сливалась с темнотой в нескольких шагах от него, сказала:
— Нет, Фэрил, все еще только начинается.
Глава 7 НАЧАЛО
ЛЕТО 5Э994
(пятнадцать лет тому назад)
Шакун трясло от гнева и страха: «Я первая служанка Кутсен Йонга, не зря же я ношу остроконечную шляпу, а поэтому именно я и должна принимать такие решения!»
Перед ней стоял некто походивший на акма — демона, — однако черты его бледного лица были человеческими. Он казался человекоподобным существом, но, по всей вероятности, смертным он не был. Стройный и высокий; прямые черные волосы зачесаны назад; длинные костлявые пальцы, цепкие… и хищные; немигающие желтые глаза на безбровом лице. Лицо было продолговатым и узким, нос прямым и тонким, щеки гладкими, будто только что выбритыми. Он пришел с юга в ту ночь, когда родился Масула Йонгза Ванг, в ночь, когда над южным табуном пролетело что–то крылатое и отвратительное, отчего лошади в страхе разбежались, а перепуганные табунщики прибежали к Холаи Чангу, чтобы рассказать ему о громадном, хлопающем крыльями чудовище, летавшем в черном небе над их головами. Холаи Чанг, побледнев от волнения, объявил, что это, должно быть, дракон, прилетавший, чтобы припасть к ножкам новорожденного и тем выразить ему свое почтение.
— Нет, — в один голос ответили пастухи, — то был не дракон, прилетавший посмотреть на своего повелителя, а страшная тварь совершенно другого вида.
