Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Конечно, Филипп как граф де Вальми мог совершенно законно претендовать на признание того, что он кое-что значит в собственном доме, но ему исполнилось только девять лет, и к тому же он был парижанином, чуждым местным нравам. Дядя и тетя совершенно не занимались мальчиком, но полное отсутствие того, что принято называть нормальной семейной жизнью,— обычное дело, когда ребенок лишается родителей.
— Вряд ли ты мог бы найти лучшего опекуна, — довольно неуклюже прибавила я.
Филипп снова бросил на меня один из своих загадочных взглядов. Его лицо опять стало замкнутым, словно на окне опустили жалюзи. Вежливо и безразлично он произнес: «Да, мадемуазель» — и посмотрел в сторону.
Я ничего не сказала, чувствуя, что не в силах рассеять антипатию, которая казалась мне совершенно беспочвенной.
Но однажды, когда подходила к концу вторая неделя моего пребывания в Вальми, я вынуждена была изменить свое мнение.
Мы с Филиппом нанесли традиционный получасовой визит к мадам де Вальми в маленький салон. Ровно в шесть она нас отпустила, но, когда мы уходили, подозвала меня, не помню для чего. Филипп не стал ждать — он без лишних церемоний скрылся в коридоре.
Примерно через минуту я вышла из салона и натолкнулась на самую неприятную сцену, какую мне пришлось видеть когда-либо в жизни.
У столика, прислоненного к стене за дверью салона, с виноватым и несчастным видом стоял Филипп. Столик был старинный и очень красивый, по сторонам его находились два стула в стиле Людовика XV, с сиденьями, обтянутыми светло-желтым шелком. На одном из этих сидений я увидела ужасное жирное чернильное пятно: очевидно, ручка, скатившаяся со стола, попала на стул и оставила на нем след.
Я вспомнила, что, когда позвала Филиппа спуститься в салон, он писал письмо своему дяде Ипполиту. Наверное, он поспешил вслед за мной, держа в руке ручку со снятым колпачком, и положил ее на столик, перед тем как зашел в салон. Он сжимал сейчас эту ручку пальцами, измазанными в чернилах, и, побледнев, смотрел на Леона.
Как назло, именно в столь неудачный момент он не смог избежать встречи с мсье де Вальми. Инвалидное кресло застыло в середине коридора, преграждая выход. Сгорбившись перед ним, Филипп выглядел очень маленьким, виноватым и беззащитным.
Казалось, никто из них не заметил моего появления. Леон де Вальми что-то говорил, обращаясь к мальчику. Он был рассержен, и, конечно, у него на то имелась веская причина, но та холодная ненависть, звучавшая в его голосе, выговаривавшем мальчику, была поистине чудовищной: это было все равно что охотиться на бабочку с помощью атомной бомбы.
Филипп, смертельно бледный, что-то пробормотал, очевидно извинение, но я расслышала лишь испуганный шепот, и дядя перебил его словами, прозвучавшими, словно удар хлыста:
— Наверное, следует запретить тебе бывать в этой части дома чаще раза в день. Я вижу, что ты не умеешь вести себя как нормальное цивилизованное человеческое существо. Может быть, в вашем парижском доме терпели твои хулиганские выходки, но здесь мы привыкли...
— Это мой дом! — сказал Филипп.
Ответ прозвучал тихо, но мрачно и решительно. Леон хотел добавить еще что-то, но эти слова остановили его. Произнесенные слабым детским голосом, они показались мне нестерпимо трогательными, и в то же время я удивлялась поведению Филиппа, обычно не любившего открыто проявлять свои чувства. И тут мальчик прибавил, все еще тихо, но очень ясно:
— И стул тоже мой.
Наступило томительное молчание. Что-то дрогнуло в лице Леона де Вальми — беглое выражение, словно вспышка фотокамеры, но Филипп отступил на шаг, а я инстинктивно бросилась к мальчику, как дикая кошка, защищающая своего детеныша.
Леон де Вальми, подняв голову, увидел меня, но обратился к Филиппу спокойно, словно только что не смотрел на него с бешенством:
— Когда ты придешь в себя и обдумаешь свое поведение, ты извинишься передо мной за эти слова.
Его темные глаза обратились ко мне, и он сказал по-английски, очень сдержанно, но вежливо:
— А, мисс Мартин. Боюсь, что у нас тут произошло небольшое недоразумение. Может быть, вы отведете Филиппа в его комнату и постараетесь убедить, что вежливость по отношению к старшим — одно из тех качеств, которые мы ожидаем от джентльменов.
Когда Леон заговорил со мной, Филипп со вздохом облегчения повернулся ко мне. Лицо его было бледнее, чем обычно, и выглядело изможденным и мрачным. Но глаза смотрели на меня умоляюще.
Я взглянула на мальчика, затем перевела глаза на его дядю.
— Вряд ли понадобится убеждать его, — сказала я, — он сейчас же извинится перед вами.
Я тихонько взяла Филиппа за плечи и повернула лицом к дяде. Минуту я держала его так. Плечи были тоненькие и хрупкие, но мускулы на них напряглись. Он весь дрожал. Я отпустила мальчика.
— Филипп? — сказала я.
— Я прошу у вас прощения, если был с вами груб,— с трудом произнес он, проглотив слюну.
Леон де Вальми посмотрел на меня, потом на племянника:
— Прекрасно. Я уже забыл об этом. А теперь мисс Мартин отведет тебя наверх.
Мальчик быстро повернулся, собираясь уходить, но я остановилась и сказала:
— Конечно, стул испорчен и Филипп виноват, но я тоже виновата. В мои обязанности входит следить за тем, чтобы ничего подобного не случалось. Это моя вина, и я тоже должна принести вам извинения, мсье де Вальми.
— Прекрасно, мисс Мартин. Благодарю вас. Забудем этот эпизод, хорошо? — обратился он ко мне уже более мягким голосом.
Когда я поднималась по лестнице, перед глазами у меня стояла уродливо укороченная, словно обрубленная, фигура, молча наблюдавшая за нами.
Я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Мы с Филиппом посмотрели друг на друга. Лицо его было еще бледным и хранило следы пережитой обиды. Рот сжался в прямую линию, но я увидела, что губы немного дрожат.
Он молча глядел на меня.
Это был момент, когда я должна была проявить свою власть. Мисс Мартин читает нотацию. Леон де Вальми совершенно прав: Филипп глупый, безалаберный и грубый ребенок...
— Ягненочек, я целиком на твоей стороне, но все-таки ты неуклюжая маленькая совушка, — сказала я.
— Нельзя быть ягненком и совой одновременно, — сказал мальчик сдавленным голосом.
Потом он прижался ко мне и залился слезами. После этого происшествия я старалась, чтобы он не попадался на глаза своему дяде.
ГЛАВА 5
Сплетается все туже наш сюжет...
Букингем. Репетиция.
Все еще стояла чудесная весенняя погода. На ближайших горах лежал снег, а высокие дальние вершины, вздымавшиеся к облакам, были покрыты шапками льда ослепительной белизны, не тронутой солнечными лучами. Но долина уже зазеленела, и с каждым днем зелень становилась все ярче; на склонах расцвели фиалки, и все каменные вазы и ящики для цветов, обрамляющие террасу замка, сверкали созвездиями белых и желтых нарциссов, которые словно плясали на длинных стеблях под порывами ветра.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94