— Покарауль, чтобы не сбежала, — кивнул на притихшую на заднем сиденье «Форда» пленницу Вадим. — Я сейчас.
Стас вяло запротестовал, однако Вадим уже быстрым шагом шел к зданию спорткомплекса, открыл в торце незаметную дверь с надписью: «Только для персонала ЦСКА» — и скрылся за ней.
Стас перевел взгляд на женщину, начавшую проявлять признаки осмысленной деятельности, — она явно приходила в себя, — встретил ее мутноватый взгляд и поежился. В глубине глаз незнакомки клубилась слепая жажда убийства. Она попыталась открыть дверцу машины, но Стас придавил ручку и не дал ей выйти. Появившийся Вадим избавил его от необходимости борьбы с пленницей, молча взял женщину под локоть и помог ей выбраться. И едва ушел от удара коленом в пах и кулаком в горло: женщина отлично владела приемами рукопашного боя.
Что сделал Вадим, Станислав не заметил, но после этого пленница перестала сопротивляться и покорно последовала за Вадимом в здание.
Они миновали короткий коридор, прошли мимо открытой двери в небольшой спортзал с гимнастическими снарядами, откуда доносились голоса спортсменов, и вошли в тренерскую комнату.
Женщина вновь попыталась освободиться, однако Вадим без жалости швырнул ее в кресло в углу комнаты и тихо сказал, наставив на нее палец:
— Сиди! Я уже понял, что ты человек команды. А теперь отвечай: что за контора тебя послала наблюдать за нами? Зачем? Вы следите за мной, за моими друзьями, устраиваете охоту, даже применяете оружие! — и я хотел бы знать, в чем дело.
— Напрасно теряешь время, — скривила губы незнакомка, явно собираясь продолжать сопротивление. — Вмешавшись в это дело, ты подписал себе смертный приговор.
— Отлично, — кивнул Вадим спокойно. — Мы хорошо понимаем друг друга. Однако тебе все же придется объясниться.
— Сейчас сюда прибудет моя команда, как ты правильно выразился, и все тебе объяснит… вручную.
— Сейчас сюда приедет моя команда, — усмехнулся Вадим, — а мы тоже кое-что умеем, в том числе развязывать языки. Так что рассказывай, какая контора пасет Панова и Кешу.
Вместо ответа незнакомка гибко метнулась через комнату к выходу, но налетела на руку Вадима, вцепилась в него, целя ногтями разорвать лицо или выбить глаза, и тому пришлось отбиваться всерьез, применяя «мягкие» обтекающие захваты в сочетании с концентрированными ударами в уязвимые точки тела, называемые «чеками». Один из таких ударов едва не сломал палец разъяренной фурии, в которую преобразилась пленница, и она, вскрикнув, упала в кресло, с изумлением и ненавистью глядя на Вадима.
Стасу стало плохо.
— Я не хочу на это смотреть, — выдавил он, отворачиваясь. — Можно, я посижу в зале?
— Иди, — сказал Вадим, трогая пальцем царапину на щеке.
Стас вышел, сел на скамеечку у стены почти пустого зала, где тренировалась группа юных гимнастов, и стал тупо глядеть на одетых в трико юношей и девушек, перебирая в памяти факты своего «умопомешательства». Ничего дельного в голову не приходило, объяснить случившееся одним только психическим расстройством было невозможно, женщина из команды агентов наблюдения была реальна, жизнь вокруг со множеством деталей, которых Стас не помнил, отражалась в его ощущениях также реально, и понять, что происходит, он не мог. Поэтому сидел и ждал, чем закончится беседа Вадима с пленницей из неведомой спецслужбы, устроившей слежку за директором издательства, который не чувствовал за собой никакой вины. Не хотелось ни ехать домой, ни что-то делать, ни вообще двигаться. Гимнасты вскоре ушли, в зале стало тихо, а Стас все сидел, уставившись взглядом в стену напротив, и ждал.
Вадим появился в полутемном зале спустя четверть часа. Посмотрел на отрешенно-мрачное лицо друга, присел рядом на скамейку.
— Она призналась? — очнулся Стас.
— Ты кому-нибудь, кроме меня, рассказывал о своих открытиях? — ответил Вадим вопросом на вопрос.
— Никому, тебе первому. А что это ты намекнул, что эти… дамы следят и за Кешей?
— Это не намек, истинная правда. Вы меня до инфаркта доведете своими признаниями. С ним тоже приключилась странная история.
— Где, когда?
— На Луне, во время последней экспедиции. Потом расскажу. Однако у меня складывается такое впечатление, что вы оба стали нежелательными свидетелями каких-то происшествий, о которых никто не должен знать.
— Поэтому за нами и началась слежка?
— Правильно соображаешь.
— Почему же нас просто не…
— Не ликвидируют, ты хочешь сказать? Может быть, потому, что не уверены, помните вы, что видели, или нет. А может, и по другой причине, не суть важно. Главное, что всем нам грозит нешуточная опасность.
— Но я ничего такого сверхвыдающегося не наблюдал… — Стас осекся, вспомнив встречу на мосту с двумя незнакомцами в необычного покроя плащах.
— Что? — заинтересовался внимательный Вадим.
— Понимаешь… возможно, с этого все и началось. — Панов коротко рассказал другу историю с незнакомцами, посмотрел на него с надеждой. — Ты мне веришь?
— Верю всякому зверю, а ежу погожу, — усмехнулся Вадим. — Ясно одно: что-то вокруг происходит, мы в центре событий, а понять ничего не можем. Надо искать того, кто все нам объяснит.
— Кого?
— Не знаю. Давай думать.
— Она что-нибудь сказала? На кого работает? Может, на ФСБ?
— Она не сказала ничего, хотя в запале проговорила интересную фразу о «контроле реальности». Могу с уверенностью сказать, что ни на ФСБ, ни на милицию она не работает.
— Что означает: «контроль реальности»?
— Спроси что-нибудь полегче.
— Бред какой-то!
— Не бред, наверное, раз она сразу замолчала и попыталась меня убить.
— Что ты с ней сделал?
— Ничего, связал.
— Что будем делать дальше? Ждать, когда приедут твои ребята?
— Я никого не вызывал. Теперь, наверное, придется. Да и в милицию не мешало бы сообщить. Хотя нет, не тот уровень.
— У тебя же остались связи в твоей бывшей конторе.
— Правильно, и я об этом подумал. С полковником Фадеевым мы были в хороших отношениях, он меня выслушает, хотя не гарантирую, что поможет.
Взгляд Станислава зацепился за длинный белый транспарант на стене спортзала с рекламой кроссовок «Найк». Он кивнул на транспарант с бледной улыбкой:
— Давно здесь висит это полотнище?
— Давно, с полгода. А что?
— Мне почему-то помнится, что вместо него болтался пожухлый плакат с надписью: «Привет участникам соревнований». Смешно? Может, у меня действительно крыша поехала?
— Тогда она поехала и у меня, — вздохнул Вадим, вставая. — Посиди, я посмотрю, не освободилась ли наша пленница, и поедем.
