Человек сидел к нему спиной, он не видел, но прекрасно знал, что происходит. Странно, но кровосос не польстился на теплую человечину, довольствуясь консервированной кровью. Для вампира этот человек был таким же опасным существом, как и сам вампир — для большинства остальных людей.
Статус хищника — великая сила. Человек возле камина был опасен даже для вампира, дерзнувшего бросить вызов не самому слабому из себе подобных.
Дело в том, что статус хищника добывается не клыками и когтями, а разумом. И тот, кто сидел сейчас в уютном кресле, потратил немало сил и времени, добывая авторитет безжалостного и беспощадного, а главное — умного сукина сына. И при этом остался сентиментален, надо же… Племя «полночных охотников» оценило его способности. И человек служил кровожадным исчадиям, надеясь со временем стать одним из них. Он добился огромной власти над людьми, но годы упорно брали свое. Теперь же он решил добиться власти над нелюдями.
В комнату вошла высокая стройная женщина в белом брючном костюме. И сразу же в уютной комнате будто бы повеяло холодом. Тонкие черты лица прятались в полумраке, отблески пламени камина отражались в серо-голубых глазах. Ее золотистые волосы были уложены в сложную прическу, в ушах дробили рассеянный свет маленькие бриллиантовые сережки. Туфли на высоком каблуке подчеркивали мягкость грациозной, «кошачьей» походки.
— Ты не справился, — голос прошелестел в воздухе.
Окровавленный вампир на подгибающихся ногах подошел к молодой женщине и преклонил колено.
— Ты поклялся на крови, — продолжила холеная женщина. — Он опасен, и теперь ты лишний раз убедился в этом.
— Я сделаю все, моя госпожа.
— Это в твоих же интересах. Пока — отдыхай, я позову лекаря.
— Не нужно, я…
— Нужно.
* * *
Незадачливый киллер обессиленно повалился на диван.
В комнату вошел тщедушный человек с небольшим чемоданчиком в руке. Он бегло осмотрел раненого и раскрыл чемоданчик. Внутри были хирургические инструменты, лекарства, перевязочный материал. Врач ввел в рану зонд, вампир застонал, когтистые лапы искромсали дорогую кожу дивана и выпотрошили набивку. Тем не менее врач наживую рассек рану скальпелем и взял изогнутый пинцет. Каждое движение хирургическими инструментами доставляли вампиру сильнейшую боль, но хирург, казалось, не замечал этого.
Ему нравилось причинять боль. Когда-то, еще будучи ординатором, он начал практиковать подпольные аборты. Процедура эта, помимо общей мерзости, сопряжена для женщины с огромным риском. Дело в том, что врач при аборте действует абортцангом,[4]фактически на ощупь, когда выскребает эпителиальный слой со стенок матки. И, если двинуть чуть резче, острые края абортцанга пробьют мышечную стенку матки и проникнут в брюшную полость. А там — петли кишечника, наполненные соответствующим содержимым… В итоге — страшный диагноз, разлитой гнойный перитонит, от которого несчастная будет умирать, сгнивая заживо, долгие мучительные часы.
Однажды так и случилось. Почувствовав, что абортцанг пробил мышечную стенку матки, врач, а точнее — палач, не предпринял ничего. Хотя больной могла помочь только срочная полостная операция. Вместо того чтобы вызвать «Скорую помощь» (что, кстати, грозило ему потерей врачебной практики), он дал несчастной пару таблеток тетрациклина и отправил домой. Пожалел, называется… Женщине эти две таблетки антибиотика не помогли бы в принципе — уж слишком много содержимого кишок излилось в брюшную полость, Она не умерла сразу от полостного кровотечения, а на следующий день мучилась четыре часа, прежде чем смерть смилостивилась над ней. Вскрыли, а там вся брюшина уже гноем пропитана, вместо матки — зловонный мешок с гноем.
Интерн-убийца прознал о результатах этого криминального аборта от знакомого патологоанатома, тот во всю материл неведомого садиста и не подозревал, как близко тот находится от него. Из этого жизненного урока палач вынес только одно — главное, не попадаться. А так, все с рук сойдет. Чувство вседозволенности пьянило, как ворованные наркотики, которые он изредка употреблял.
Сам он стал называть себя Анатом. Ему нравилась такая кровавая и страшная «хирургия», опыты по рассечению еще живого и по возможности необезболенного организма. Анатом был умной и хитрой сволочью. На иглу не сел, успел вовремя «соскочить», но его наркотиком стало то самое чувство вседозволенности и безнаказанности, которое почувствовал тогда. Потом были и криминальные аборты, и незаконная трансплантология, и подлоги с медицинскими освидетельствованиями. Анатом лично зарезал несколько своих пациентов, чтобы потом продать их внутренние органы на «черном рынке».
Человек в уютном кресле приметил этого отщепенца, когда тот попался его Конторе на очередном грязном и кровавом деле. А потом уже привел его к вампирам. Исчадиям полночи как раз требовался такой помощник: знающий медицину и лишенный напрочь морали и этики. Лишенный любых сдерживающих механизмов.
Что поделаешь, для того чтобы заработать статус хищника, приходилось иметь дело с падальщиками. Но этот был в сто раз опаснее и хитрее любого другого. И он был послушным инструментом воли сидящего в кресле, как на троне, человека. Анатом выполнял все его порой страшные, а порой и вообще безнравственные задания. И с каждым таким заданием человек в кресле прибавлял в своем статусе хищника.
Сейчас Анатом вырывал с мясом развернутые «лепестками» экспансивные пули из тела вампира, и ему доставляли удовольствие мучения более могущественного. Того, кто обладает реальным статусом хищника, причем хищника практически абсолютного. Но лев замарал себя сотрудничеством с шакалом. И его статус хищника пошатнулся.
ГЛАВА 8
Операция
Уютный тихий осенний вечер. Мы с Кирой сидим в гостиной и пьем чай с тортом «Птичье молоко». Смотрим фильм «Мастер и Маргарита» в постановке Владимира Бортко. Хорошо! Редко когда выпадают такие вот спокойные вечера… Особенно после всего, что нам довелось пережить. В последнее время отношения у нас были напряженными, давало о себе знать отнюдь не лучезарное прошлое.
Это только в кинобоевиках главные герои живут долго и счастливо после совместно навороченной горы трупов. А в реальности все это оборачивается психозами и разладом в семье. Мы любили друг друга, но это оказалось сложно. Кира любила меня самозабвенно, но характер у нее был тот еще… Да и ваш слуга покорный тоже, чего греха таить, не отличался излишней кротостью нрава.
И я научился ценить такие вот вечера, уютные и тихие — пропитанные насквозь мещанством. Хоть во времена так называемого развитого социализма беспощадно, ломая копья, боролись именно с этим «пагубным пережитком буржуазного прошлого». А ведь людям просто хочется обычного душевного покоя, сердечного тепла и ласки. Расслабленности и тишины, света любимых и любящих глаз.
«— …И там тоже, — Воланд указал в тыл, — что делать вам в подвальчике? — тут потухло сломанное солнце в стекле. — Зачем? — продолжал Воланд убедительно и мягко, — о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора.
