* * *
Впереди показалась княжеская усадьба, основанная еще князем Глебом Васильевичем Белозерским, но неоднократно перестраивавшаяся с тех пор. По величине она была огромна, почти равнялась царской — около четырех десятин земли — и стояла на одном из холмов, дабы избежать паводков, нередких в этих местах весной. Оборонял усадьбу высокий прочный частокол с пряслами и смотровыми вышками от набегов незваных гостей из соседних лесов: волков, лисиц, да и разного бродячего люда тоже. Внутрь вело семь ворот. Главными считались те, что выходили к озеру — их украшали киот с иконами и столбы, покрытые резной росписью. Почти всегда, и днем и ночью, ворота держали на запоре — лучше лишний раз створку распахнуть, чем единожды ворога внутрь пустить.
Княжеские хоромы располагались на самой вершине холма. Это был четырехугольной формы дом с каменным подклетом и двухэтажной надстройкой из дубовых бревен. Он состоял из восьми отдельных строений, соединенных вместе переходами и общей крышей. Каждая ветвь рода белозерских князей, в том числе и три уже угасших, имели под этой крышей свои отдельные покои.
Княжеский дом отнюдь не отличался стройностью: его достраивали, перестраивали, надстраивали на протяжении веков, и гармонией пропорций он вряд ли мог порадовать глаз. Крыша терема, сделанная из теса, была покрыта от сырости березовой корой и потому казалась пестрой. На фронтонах и на стенах дома резьбой были выполнены украшения: сцены из истории белозерского края, из сказаний о князе Васильковиче, просто листья, цветы, травы. Тончайшая резьба, напоминающая работу белозерских кружевниц, окаймляла окна и выписаны ставни.
Окон в здании имелось немало: как большие, так называемые «красные», так и обычные, поменьше, причем маленьких несравненно больше. Окна поменьше закрывались по традиции прозрачной слюдой, расписанной узорами, в «красных» же окнах красовалось недоступное простым дворянам и боярам драгоценное цветное венецианское стекло, привезенное князем из Италии.
За домом и по обеим сторонам усадьбы вдоль забора располагались различные хозяйственные постройки. Тут были хлебни и поварня, для приготовления еды, причем небольшая поварня для разогревания уже готовой еды находилась прямо в доме. Рядом — домик для пивоварения и винокурня, так как белозерские князья с давних пор имели государево разрешение варить пиво и курить вино. Далее виднелась мыльня, отдельный домик с печью и притвором, в дополнение к тем маленьким мыльням, которые устраивались для хозяев в первом этаже их покоев.
Отдельный сосновый сруб у самого озера — просторная русская баня с мостками, выдающимися в озеро: чтоб и охладиться после парилки, и чтоб белье прополоскать. За господским домом, дабы не мозолили глаз, стояли двухэтажные клети для хранения имущества и погреба с ледниками. В отдельных дворах, отгороженных заметами от главного — житница, конюшня с сенницей наверху, рядом — сараи для экипажей, сараи для дров, хлев для свиней и коров, птичники для кур, уток и гусей, омшанники для зимовки пчел. Между дворами располагались гумно и овин с печами и ригами. По краям усадьбы обосновались кузнецы, а за двором на одном из притоков Белого озера высилась мельница. Перед господским домом был разбит пышный сад из вишневых, грушевых деревьев, яблоневые аллеи окаймляли его с обеих сторон. Где-то вдалеке виднелись теплицы и огороды, на которых княжеские люди выращивали не только привычные русские огурцы, морковь, свеклу, репу, но и апельсины, и сладкий виноград.
Со стороны княжеский дом напоминал настоящий город. Да что там напоминал — в близкой Европе имелось не так уж много городов, которые могли бы своими размерами и богатством соперничать с просторной усадьбой белозерских князей.
Всем хозяйством в доме Алексея Петровича заведовали ключник Матвей и его жена Ефросинья. Коренные белозерцы, жили они в княжеской усадьбе давно, служить начали еще при отце Алексея Петровича. Княгиня Наталья Кирилловна, вникавшая в хозяйственные дела, Матвея и Ефросинью жаловала, дарила подарками, доверяла всецело.
Главным же распорядителем по служилому люду считался дворецкий Василий, помнивший не только отца Алексея Петровича, но еще и его деда. Был он вдовец, жил с внучкой Настасьей, главной поварихой и творительницей знаменитых застолий белозерских князей, не раз встречавших на пиры в своей усадьбе посещавшего Кириллов монастырь государя московского.
Все вместе они преданно берегли княжеское имущество, чтобы ничего не разворовывалось и не ломалось, и будучи в дальних отлучках по делам государевым, князь Алексей Петрович мог быть вполне уверен, что по возвращении найдет свой дом в целости и сохранности.
Проехав по аллее уже отцветающих пышным розовым цветом яблонь, князь Алексей подскакал к дому. Еще издалека, он услышал раскаты громкого хохота на площади перед крыльцом.
Князья Ухтомский и Вадбольский в вышитых шелковых рубахах, лихо подпоясанных золототкаными поясами, испанец де Армес, чопорный и застегнутый до последней пуговки на рукаве, холопы, дворовые девки в узорчатых белозерских кокошниках и с цветными лентами в волосах, даже ключник и дворецкий, хотя время было предобеденное, самое горячее по хозяйству — одним словом, весь честной народ, кроме княгини, сгрудились вокруг двоих захваченных по дороге в Белозерье свенов, один из которых, тот что поплотнее и повыше, активно жестикулируя, что-то рассказывал окружавшему его собранию. Второй же, тезка князя, сидел рядом с вытянутым лицом и явно не разделял общего настроения.
Явление на лесной поляне двух иноземцев, хотя и говорящих по-русски, но в неведомых одеждах, со странными манерами, в первую минуту побудило князя отдать приказ повязать их и сдать в ближнем городе в Разбойный приказ. Мало ли кто бродит по лесам? То ли ведуны какие, то ли и того хуже — сатанинская сила во плоти.
И не жить бы иноземцам, если бы Вассиана не вступилась за них. Как она сказала, когда-то много лет назад ей довелось побывать в их краях, и чудные нравы свенов не должны никого пугать. Оба они христиане. Более того — православные. Могут оказаться полезны во многих делах. А что до речей их, да до манер — так все же люди на земле говорят по-разному и по-разному одеваются.
Она распорядилась, чтобы иноземцам выдали одежду, и теперь в кафтанах да в отороченных мехом шапках они, по крайней мере на первый взгляд, ничем не отличались от окружавших их служивых людей. Только вот верхом плоховато ездили.
— Ну, расскажи, расскажи еще о своем царе! — подбивал Никита Романович одного из свенов, Виктора. Именно так, на французский манер, с ударением на последний слог называла Вассиана старшего из иноземцев, — Как ты говорил, его величают? Чудно как-то…
— Феликс Эдмундович, — солидно повторил Витя — Ты, боярин, не смейся зря. Я там, — он на миг замялся, — ну, в княжестве своем, в большом уважении был. Феликс Эдмундович меня примечал. Он без меня ни одного решения не принимал. Чуть выйдет какое дело, ну, война там, значит, или еще что, так он сразу, позво… ой, нет, пригласите, да, сразу, пригласите Растопченко, говорит, я без Растопченко не могу принять решения. И все бегут, ищут меня. А я всегда готов. Днем и ночью. Сразу оперативка, ой, то есть это… вече собираем, думу, ну, нашу, в княжестве. Я быстро всем распоряжения даю. А Феликс Эдмундович во всем со мной соглашается. Только и говорит: спросите Растопченко, Растопченко лучше знает…
