Он попытался схватить рассвирепевшего старателя поперек туловища, но тот вывернулся из неловких объятий и, хрипло хекнув, врезал грубым башмаком в лицо припавшего к земле сида.
Двое закадычных приятелей Трехпалого — Юбка и Воробей — выскочили из толпы, на бегу засучивая рукава. Пока Воробей тумаками отгонял в сторону Желвака, Юбка запустил пятерню в рассыпавшиеся по оплечьям серебристо-пепельные волосы перворожденного:
— Ах ты курвин сын, остроухий!
Его похожий на капустный кочан кулак врезался Лох Белаху под ложечку.
— Помнишь, как меня порол? Косоглазый! — приплясывающий от нетерпения Трехпалый снова ударил ногой. Метя на сей раз в пах.
Вначале нерешительно, а потом все веселее и веселее на подмогу троице потянулись старатели из угрюмо молчащей толпы. Вскоре сида не стало видно за сплошной завесой ритмично двигающихся ног.
Карапуз всхлипнул по-бабьи и прижался лбом к шершавой холодной коре. Я тоже отвернулся и вдруг увидел Сотника, стоящего чуть в стороне. Губы его кривила презрительная гримаса, пальцы сжались на рукоятке заступа. Поймав мой взгляд, он тряхнул головой, как отгоняющая слепней лошадь, и побрел прочь, чертя лопатой сиреневую дорожку по плотному снегу.
Появление двух десятков всадников на взмыленных конях застало всех врасплох. Или за общим гвалтом и ором не услышали?
Топот копыт снежной лавиной ударил по ушам топчущихся вокруг распростертого тела старателей. Кто-то охнул, кто-то взвизгнул жалобно. На мгновение над площадью, сразу ставшей тесной, повисла тишина, а потом все порскнули в разные стороны, как стайка чернохвостых сусликов.
Пригибаясь, побежали и мы с Карапузом. Ворвавшись в свою лачугу, даже не пытаясь унять бешено колотящееся сердце, я принялся беспорядочно сваливать пожитки в заплечный мешок. Пристегнул к поясу телогрейки широкий нож в деревянных ножнах, которым все равно не смог бы воспользоваться в драке.
Непрошеная мысль: «Куда ты пойдешь по снегу, на исходе зимы, пешком, в одиночку?» — обожгла сознание, подломила враз обессилевшие колени.
Сколько я просидел, сжав голову руками, на топчане в выстуженной хижине, не знаю. Потом снаружи донеслись голоса.
Кто-то несколько раз громыхнул кулаком по моей двери:
— Эй, Молчун! Слышишь, что ли? Выходи на площадь. Сбор!
Я узнал Юбку.
Что за сбор? Почему Юбка жив-здоров и, судя по довольному голосу, уверен в безнаказанности?
Не слишком торопясь, я шагнул за жалобно скрипнувшую дверь. Полной грудью втянул морозный воздух. Народ опасливо тянулся к «Развеселому рудокопу», где плясали багровые отблески огнищ и глухо гудела многоголосая толпа.
На половине пути меня окликнул Карапуз:
— Гляди — Сотник!
Мы нагнали нашего молчаливого соседа и на площадь вышли вместе.
Жаркое пламя трех костров жадно пожирало смолистые поленья, корежа и раскалывая их. Тогда в черное небо устремлялись облачные фейерверки искр. Лошади, привязанные возле хлева, шумно отфыркивались, косились на плавающие в воздухе стайки алых светляков и трясли головами. А на стволе липы, прибитое ржавыми костылями, висело тело Лох Белаха. Вниз головой. Длинные пепельные локоны и усы смерзлись кровавыми сосульками. Открытые глаза невидяще уставились в толпу.
Карапуз пребольно ткнул меня локтем под ребра, но мой взгляд приковали закатившиеся бельма некогда гордого и заносчивого перворожденного. Грозы неудачливых старателей. Вдруг веко заплывшего черным кровоподтеком глаза дрогнуло. Раз, другой…
— Да он же живой! — осипшим от потрясения голосом попытался выкрикнуть я, но вторичный тычок и быстрый шепот Карапуза: «Заткнись, дурак!» — заставили слова замереть в горле.
— Вольные старатели! — неожиданно зычно выкрикнул невысокий вооруженный человек, взбираясь при поддержке Трехпалого на выкаченную из «Рудокопа» бочку. — Свободные люди приисков! С остроухой заразой покончено! Довольно им пить ваши кровь и пот, наживать богатство за людской счет! Будет портить скот и посевы богомерзкой ворожбой, насылать порчу на простых поселян!
Говорящий окинул цепким взором по-прежнему нестройно гомонящую толпу. Пихнул высоким сапогом в плечо Желвака, который сорвался с места и, потирая разбитую в кровь скулу, побежал по кругу, призывая людей к вниманию.
— Свершились все наши вековые надежды и чаяния! Славные короли Витгольд, Экхард и Властомир повели дружины на косоглазых тварей! Горят по всему северу проклятые замки, летят с плеч остроухие головы, кричат их поганые ведьмы! Вы заживете мирно и свободно под защитой дружины капитана Эвана! Ни одна нелюдская тварь не осмелится запустить жадную лапу в ваши карманы!
Последняя фраза произвела впечатление. Что-то похожее на гул одобрения прокатилось по площади.
— Слава капитану Эвану! — выкрикнул Трехпалый, свирепо вращая глазами.
Несколько голосов нестройно поддержали его. Капитан Эван важно наклонил голову:
— Спасибо, братья! Но борьба еще не окончена! Она будет кровавой, жестокой и беспощадной. Не дадим жалости к врагам рода человечьего, — кивок в сторону распятого Лох Белаха, — и их подпевалам, — еще один кивок, указывающий на скорчившегося у стены человека, в котором я по одежде узнал хозяина «Рудокопа» — толстяка Харда, — остановить наш праведный гнев! Выжжем заразу каленым железом…
На этот раза толпа отозвалась повеселее. Видно, выжигать показалось интереснее, чем добывать самоцветы. Особенно если при этом появляется шанс запустить лапу в чужой кошелек или погреб. Юбка и Трехпалый, выкрикивая славу командиру пришельцев, взмахнули прихваченными кайлами.
— Борьба потребует от вас всех сил. И средств. Повстанцам нужны будут крепкие копья и острые мечи, справные кольчуги и бойкие самострелы. Кузнецы Железных гор готовы их продать нам. Предлагаю пожертвовать на богоугодное дело кто сколько может.
А вот это парням уже не могло понравиться. Ропот прошел по скопищу людей подобно расходящимся от брошенного в воду камня кругам. Кто-то протестующе вскрикнул.
— Вижу, здесь есть еще пособники остроухих, — горестно покачал головой человек на бочке. — И это очень плохо.
По его знаку к недовольным бросились вооруженные пришельцы, а с ними и Юбка с Трехпалым. Желвак, привычно извлекая из-за пазухи подушные списки, семенил позади.
— По-моему, пора смываться, — прошептал Карапуз.
Он был прав. Но каким образом можно уйти незамеченными?
Толпа забурлила, разбиваясь то здесь, то там на небольшие островки. Кого-то сбили с ног и потащили, немилосердно пиная, к бочке. Голова, надсаживая глотку, призывал сохранять спокойствие.
Из черноты провала между хлевом и углом «Развеселого рудокопа» вывалилась широкоплечая фигура в кольчуге и круглом шлеме. Левой рукой вояка сжимал пузатую бутылку, на ходу прикладывая горлышко к заячьей губе, а правой волочил за косу младшую дочку Харда — четырнадцатилетнюю Гелку.