У меня едва ли хватит духа и нервов вернуться, опасаясь настоящего безумия, Преобразованной навсегда Вселенной — хотя предполагаю, что изменить ее мне когда-нибудь придется — гораздо меньше, чем планировалось до того — отправляюсь вверх по реке на шесть часов, чтобы выпить с племенем индейцев — полагаю, что я должен — а покамест подожду здесь в Пукалльпе еще неделю и выпью несколько раз с той же группой — я надеюсь, что понял кто, если и есть кто, работает здесь с этим знанием, и знает, кто я есть или что я есть. Я надеюсь, что смогу услышать от тебя. Думаю, что пробуду здесь еще достаточно долго и до меня может дойти твое письмо — пиши
Аллен Гинзберг
-----------------------------------
Если покину это место раньше, чем через две недели, и придет письмо, то оно будет безотлагательно направлено мне в Лиму, так что услышу от тебя там, и я действительно хочу услышать от тебя, Билл, так что, пожалуйста, пиши, и посоветуй мне, что бы ты мог, если можешь. Я не знаю, собираюсь ли я сойти с ума или нет и это тяжело воспринимать — хотя я предполагаю, что окажусь в состоянии защитить себя, обращаясь с этим состоянием сознания, как с временной иллюзией, и вернусь к временному нормальному состоянию сознания, когда воздействие сойдет на нет — (я начал мельком улавливать Заклятье Гаитянского Вуду) — но это почти шизофреническое изменение сознания ужасно — и также ощущение незнания кто, лично, окажется рядом со мной, и обнаружит это. Я уже договорился, чтобы доставить немного Айахуаски обратно в Нью-Йорк, но я почти боюсь сделать это — Я не Курандейро, я потерян сам, и боюсь предоставить кошмар, который не смогу остановить, остальным — таким как Питер.
Я не знаю, как все это звучит для тебя, но ты довольно хорошо понимаешь меня, так что пиши быстрее, пожалуйста.
Все в порядке, я полагаю, и в случае если все это излишне обеспокоит тебя, я буду в порядке:
С любовью,
Аллен
P.S. Часом раньше, покупая эту ручку в книжном магазине, услышал старую ностальгическую пластинку Нельсона Эдди „Maytime“, которую привык крутить в детстве, и она была словно напоминанием о Смерти, так печально: „Будешь ли ты любить меня вечно?“
Дополнительно прилагаю „Притяжение“ — некоторые выдержки из эфирных записок в минорном ключе. Я принимал его две недели назад в Лиме.
Звенящий звук во всех ощущениях
во всем, что только было когда-либо Создано во всех сочетаниях, приходящих на ум снова
и снова, как раньше — Каждая возможная Комбинация Бытия — все старцы все старые Хинду. Сабахоподобные-множественные вселенные звенящие в Высокопарности
Бородатого Соприкосновения со всеми их минаретами и залитыми лунным светом
башнями, окованными железом или оплетенными богатым узором, все существовали
и Мудрецы с седыми волосами, что сидели, поджав ноги,
по-турецки на женском ложе — внимая любой музыке, приходящей
из леса или улицы, любой птице, что щебетала на рынке любой ноте, кою пробивали часы, чтобы сказать
Время
любому наркотику, или дуновению, они дышали чтобы заставить себя думать так глубоко или слышать так просто, что
проносилось мимо как машина, проезжающая по улице 1960 года рядом с президентским дворцом
в Перу, этой Лиме, в тот год, что я пишу
Будда словно в древности, с гудками
любой техники, издающей звенящий шум на улице.
И уличное освещение отражается в переднем окне фасада ЖД станции в воде небольшого порта, вспененной винтом парохода во мраке любой забытой легендарной
Цивилизации Вечности:
с часами ЖД станции, пробившими полночь, как будто бы сейчас,
и ожидая шести, чтобы написать какое-то слово, и коней последнего колокольного перезвона — помни, что эти двенадцать ударов пробили раньше и никогда не пробьют снова; оба, и я отпрянул с балкона, где стоял
взирая на Крест (испуганный)
и звезды думая о БХОНГЕ полуночи
мудрецы Азии, или седые бороды в Персии, делая небрежные заметки на полях их манускриптов
изысканными чернилами вспоминая со слезами древний колокольный звон их
городов и городов, которые были — и
Подтверждаю со смеющимися глазами мир, каким мы его видим,
мужской и женский, минует как миновал на протяжении многих лет,
как и раньше, как и будет, наверное со всеми его бесчисленными жемчугами
И всеми кровавыми носами Вечности
и всеми старыми ошибками
включая это старое состояние сознания, которое видело само себя раньше — (как стрекот саранчи древности в бессонные часы моей барабанной перепонки)
Я набрасываю
пустяки, страницу за страницей проникновенного
ничто, как набрасывала Древняя Геба, когда
она написала Адонис или Единственный
все развлекались или делали деньги или обманывали
О ВРЕМЯ КОЛОКОЛА, ПРОЗВЕНИ
ПОЛНОЧЬ ДЛЯ МИЛЛИАРДОВ
ЗВУЧАЩЕЕ ВРЕМЯ, ТЕБЯ Я СЛЫШУ СНОВА!
21 июня 1960 года
Предначертанное Время
Карго
Америкэн Экспресс
Лондон Англия
Дорогой Аллен,
Нечего бояться. Vaya Adelante. Смотри. Слушай. Услышь. Твое сознание АЙАХУАСКИ более ценно, чем „Нормальное Сознание“. Чье „Нормальное Сознание“? К чему возвращаться? Почему ты удивлен тем, что можешь видеть меня? Ты следуешь по моим стопам. Я знаю путь. И да, знаю эту область лучше, чем ты думаешь. Сколько раз я пытался ввести тебя в контакт с тем, что знаю. Ты не хотел или не мог слушать. „Ты не можешь показать кому-либо то, что он еще не видел“. Брайон Гайсин[4]вместо Хассана ибн Саббаха. Слушаешь? Возьми копию этого письма, положи в конверт. Разрежь по строчкам. Перетасуй их как карты — первая против третьей, вторая против четвертой. А сейчас громко прочитай и ты услышишь Мой Голос. Чей голос? Слушай. Разрежь и перекомпонуй их в любой комбинации. Прочитай громко. Я не мог выбирать, кроме как слышать. Не теоретизируй. Пробуй. Сделай то же самое со своими стихами. С любыми стихами и любой прозой. Пробуй. Ты жаждешь „Помощи“. Вон она. Положись на нее. И всегда помни. „Ничто не Истинно. Все Дозволено“. Последние слова Хассана ибн Саббаха, Старца с Горы.
